— Кажется вам правдой?

— Да.

Хурадо уставился на меня своими ничего невыражающими глазами и заметил:

— Интересно, каков будет логический конецгипотезы сеньора Лэма?

Маранилья вопросительно посмотрел на него.

— Дело в том, — пояснилХурадо, — что коли сеньор Лэм прав, рассыпаются вдребезги все нашипредположения о мотивах убийства сеньора Кеймерона.

— Логика — упрямая вещь, — сказаля. — Если следовать ей до конца, надо быть готовым к любым неожиданностям.

— Вы правы, — сухо согласилсяХурадо. — А теперь не пора ли нам вернуться в Медельин? Местный инспектор,надеюсь, разберется без нас.

— А как же Хокли?

— Его вскоре освободят. У нас нет к немупретензий.

— А Шарплз? Маранилья улыбнулся.

— Мистеру Шарплзу придется отложитьпоездку в Медельин по крайней мере на несколько дней.

— А что же будет со мной? — спросилаБерта.

— Дорогая миссис Кул, — Маранильяучтиво поклонился, — вы можете уехать, когда вам угодно. Если тот видтранспорта, на котором вы добрались сюда, показался вам недостаточно комфортными чересчур дорогим, почту за честь предложить вам место в нашем автомобиле.

— Нет уж! — возразила Берта. —Я заплатила этому пройдохе за дорогу туда и обратно — пусть он меня и везет.

Южная ночь были тиха и нежна. Теплый ветерокласкал кожу. Волшебная луна освещала спящий Медельин с его старинными зданиями,построенными еще в те далекие годы, когда Соединенные Штаты едва только обрелинезависимость.

Мы сидели в баре клуба «Уньон».

Рамон Хурадо больше не играл роль шофера. Оннадел дорогой светлый костюм и модный галстук. Лицо его по-прежнему былобесстрастным, но теперь я знал, что таится за мужицкой внешностью.

Клуб «Уньон» занимал роскошное здание спросторными залами и огромным внутренним двориком. Дома, в Соединенных Штатах,клубы всегда представлялись мне заповедниками снобизма и замкнутости. В«Уньоне» все оказалось иначе: люди приходили сюда, чтобы пообщаться, —клуб был местом встреч старых друзей.

Мы сидели возле бассейна, в его гладиотражались звезды.

Близилась полночь, но Берта все еще непоявлялась, хотя я оставил ей записку — просил зайти в клуб сразу же, кактолько вернется.

— Еще стаканчик? — предложилМаранилья.

— С удовольствием.

Маранилья поманил официанта — паренекприготовился принять заказ, но тут к нашему столику подошел метрдотель и,извинившись по-английски, наклонился к Маранилье и сказал ему что-топо-испански. Маранилья встал и поспешил вслед за метрдотелем.

Когда официант принес напитки, Маранилья ещене вернулся.

— Вам здесь нравится? — спросилХурадо.

— Очень. Мне бы хотелось жить здесь.

— О, это удел избранных, — улыбнулсяХурадо.

— Вы, колумбийцы, умеете радоватьсяжизни.

— Конечно. А иначе зачем жить?

— Мне нравятся здешние манеры поведения.Например, сегодня за ужином я заметил: никто не выпил лишнего, никто неторопился опрокидывать рюмки одну за другой…

— А зачем торопиться? Мы стараемся отвсего получать удовольствие.

— При этом умеете хорошо работать, —заметил я.

— Стараемся. К сожалению, у меня сейчасмало времени, так что придется прервать беседу: мне нужно задать вам нескольковопросов. Надеюсь, это не испортит вам этого чудесного вечера?

— Я к вашим услугам.

— Следуя вашей гипотезе, Кеймерон пришелдомой в перчатках и сразу же схватил пистолет, не так ли?

— Я не сказал «сразу». Может быть,сначала он испробовал другие средства и лишь потом взялся за оружие.

— Логично, — кивнул Хурадо. —Вы, должно быть, предполагаете, по какой причине стрелял Кеймерон?

— Вещественных доказательств у меняпрактически не было, но некоторые выводы я сделал.

— Какие же? — поинтересовалсяХурадо. Я достал из кармана блокнот.

— Я внимательно ознакомился с книгой«Птицы Америки», она вышла в серии «Библиотечка любителя природы». Так вот, таместь статья о воронах. Ее автор, основываясь на научных исследованиях,утверждает, что многим ручным воронам свойственна страсть к воровству — что-товроде клептомании. Чаще всего вороны, тащат к себе в гнезда яркое, красочное —например, катушки синих или красных ниток, а также сверкающее, блестящее —например, ножницы или наперстки.

— Очень интересно, — кивнул Хурадо.

— Во второй части «Энциклопедии птиц»,изданной Национальным географическим обществом, — продолжал я, —сказано, что вороны иногда собирают целые коллекции всевозможных блестящихбезделушек и даже просто красивых камешков. Свои сокровища они прячут впотаенных местах и порой даже забывают о них.

Ко мне приблизился официант и сказал что-топо-испански. Хурадо перевел: надо подойти к телефону.

Звонила Берта. Она была так возмущена, чтоговорила заикаясь:

— Я-а, ка-а-жется, по-о-пала в ло-овушку.Э-эти о-о-олухи…

— Успокойся, Берта. Что случилось?

— Эти олухи из местной полиции совсемобнаглели! Они, видите ли, решили меня задержать! Я говорила им, что Маранильяразрешил мне отправляться, куда хочу, но они то ли не понимали меня, то ли нехотели понимать!

— Но все кончилось хорошо, не так ли?Прими горячую ванну, а я сейчас куплю бутылочку и приду к тебе…

— Да пошел ты со своей бутылочкой! —взорвалась Берта. — Они меня обыскали.

— Кто? Полицейские?

— У них есть для этого какая-то мерзкоговида баба — прямо солдат в юбке. Понимаешь, они нашли ту бумажку!

— Что-о?!

— Да, ту самую. Я задумался.

— Ради Бога, Дональд, скажичто-нибудь! — взмолилась Берта.

— Дай подумать.

— Думай скорее. Надо что-то предпринять!

— Что?

— Откуда я знаю?! Думай — для того я тебяи держу, Спиноза!

— Сейчас приду. Бумагу эту тебе вернули?