– Признаете ли вы себя виновным всовершении убийств, – Эраст Петрович стал читать по блокноту, делая паузупосле каждого имени, – проститутки Эммы Элизабет Смит 3 апреля 1888 годана Осборн-стрит в Лондоне; проститутки Марты Табрам 7 августа 1888 года уДжордж-ярда в Лондоне; проститутки Мэри Энн Николс 31 августа 1888 года наБакс-роу в Лондоне; проститутки Энн Чэпмен 8 сентября 1888 года на Хенбери-стритв Лондоне; проститутки Элизабет Страйд 30 сентября 1888 года на Бернер-стрит вЛондоне; проститутки Кэтрин Эддоус того же 30 сентября на Митр-сквер в Лондоне;проститутки Мери Джейн Келли 9 ноября 1888 года на Дорсет-стрит в Лондоне;проститутки Роуз Майлет 20 декабря 1888 года на Поплар-Хай-стрит в Лондоне;проститутки Александры Зотовой 5 февраля 1889 года в Свиньинском переулке вМоскве; нищенки Марьи Косой 11 февраля 1889 года в Малом Трехсвятском переулкев Москве; проститутки Степаниды Андреичкиной в ночь на 4 апреля 1889 года наСелезневской улице в Москве; неизвестной девочки-нищенки 5 апреля 1889 годаблиз Ново-Тихвинского переезда в Москве; надворного советника Леонтия Ижицына иего горничной Зинаиды Матюшкиной в ночь на 6 апреля 1889 года на Воздвиженке вМоскве; девицы Софьи Тюльпановой и ее сиделки Пелагеи Макаровой 7 апреля 1889года в Гранатном переулке в Москве; губернского секретаря Анисия Тюльпанова илекаря Егора Захарова в ночь на 8 апреля 1889 года на Божедомском кладбище вМоскве. Всего восемнадцати человек, из которых восемь умерщвлены вами в Англиии десять в России. И это лишь те жертвы, о которых следствию доподлинноизвестно. Повторяю вопрос: признаете ли вы себя виновным в совершении этихпреступлений?

Голос Фандорина, словно окрепнув от чтениядлинного списка, стал громким, звучным, будто коллежский советник выступалперед полным залом. Заикание опять странным образом исчезло.

– А это, дорогой Эраст Петрович, смотряпо доказательствам, – ласково ответил обвиняемый, кажется, очень довольныйпредложенной игрой. – Ну, будем считать, что не признаю. Очень хочетсяречь обвинения выслушать. Просто из любопытства. Раз уж вы решили повременить смоим истреблением.

– Что ж, слушайте, – строго ответилФандорин, перелистнул страничку блокнота и далее говорил, хоть и обращаясь кПахоменко-Соцкому, но глядя преимущественно на Ангелину.

– Сначала – предыстория. В 1882 в Москвеприключился скандал, в котором оказались замешаны студенты-медики ислушательницы Высших женских курсов. Вы были предводителем, злым гением этогораспутного кружка и за это, единственный из участников, понесли суровоенаказание: получили четыре года арестантских рот – безо всякого суда, дабыизбежать огласки. Вы были жестоки с несчастными, бесправными проститутками, исудьба отплатила вам такой же жестокостью. Вы попали в Херсонскую военнуютюрьму, про которую рассказывают, что она страшнее сибирской каторги. Впозапрошлом году, в результате следствия по делу о злоупотреблениях властью,начальство арестантских рот было отдано под суд. Но к тому времени вы были ужедалеко…

Эраст Петрович запнулся и после некоторойвнутренней борьбы продолжил:

– Я обвинитель и не обязан выискивать длявас оправдания, однако же не могу умолчать о том, что окончательномупревращению порочного юнца в ненасытного, кровожадного зверя способствовалосамо общество. Контраст между студенческой жизнью и адом военной тюрьмы свел быс ума кого угодно. В первый же год, защищаясь, вы совершили убийство. Военныйсуд признал смягчающие обстоятельства, однако увеличил срок заключения довосьми лет, а после нападения на конвоира на вас надели кандалы и подверглидлительному заключению в карцер. Должно быть, из-за нечеловеческих условийсодержания вы и превратились в нечеловека. Нет, Соцкий, вы не сломались, несошли с ума, не наложили на себя руки. Чтобы выжить, вы стали иным существом,напоминающим человека только по обличью. В 1886-ом вашим родным, впрочем, давноот вас отвернувшимся, сообщили, что арестант Соцкий утонул в Днепре при попыткек бегству. Я отправил запрос в военно-судебный департамент, было ли обнаруженотело беглеца. Мне ответили, что нет. Такого ответа я и ждал. Тюремноеначальство просто скрыло факт удачного побега. Самое обычное дело.

Обвиняемый слушал Фандорина с живейшиминтересом, не подтверждая его слова, но и не опровергая их.

– Скажите, мой милый прокурор, а с чеговы вообще взялись ворошить дело какого-то давно забытого Соцкого? Вы ужпростите, что перебиваю, но у нас суд неформенный, хоть, полагаю, приговорбудет окончательный и обжалованию не подлежащий.

– Двое из лиц, первоначально попавших вкруг подозреваемых, Стенич и Бурылин, были вашими соучастниками в деле«садического кружка» и поминали ваше имя. Выяснилось, что и судебно-медицинскийэксперт Захаров, участвовавший в расследовании, принадлежал к той же компании.Я сразу понял, что сведения о ходе расследования преступник может получатьтолько от Захарова, хотел присмотреться к его окружению, но вначале пошел поневерному пути – заподозрил фабриканта Бурылина. Очень уж все сходилось.

– А что ж на самого Захарова неподумали? – с некоторой даже обидой спросил Соцкий. – Ведь все нанего указывало, и я как мог посодействовал.

– Нет, Захарова я убийцей считать не мог.Он меньше прочих запятнал себя в деле «садистов», был всего лишь пассивнымсозерцателем ваших жестоких забав. Кроме того Захаров был откровенно, вызывающециничен, а для убийц маниакального типа такой склад характера несвойственен. Ноэто соображения косвенные, главное же, что Захаров в минувшем году гостил вАнглии всего полтора месяца и во время большей части лондонских убийствнаходился в Москве. Я проверил это первым же делом и сразу исключил его изчисла фигурантов. Он не мог быть Джеком-Потрошителем.

– Дался вам этот Джек! – досадливодернул плечом Соцкий. – Ну, предположим, что Захаров, гостя в Англии уродственников, начитался газетных статей про Потрошителя и решил продолжить егодело в Москве. Я еще давеча приметил, что вы количество жертв как-то чудносчитаете. У следователя Ижицына по-другому выходило: он на стол тринадцатьтрупов выложил, а вы мне московских убийств предъявляете всего десять. И этосчитая вместе с теми, кто преставился уже после «следственного эксперимента», ато вообще только четыре вышло бы. Что-то у вас не сходится, господинобвинитель.