– Откровения Тюльпанова пригодились вам впятницу, когда вы проникли в его квартиру и совершили двойное убийство, –продолжил Эраст Петрович после небольшой паузы. – Что же до моих… семейныхобстоятельств, то они известны многим, и вам мог сообщить о них тот же Захаров.Итак, сегодня, то есть, собственно, уже вчера утром у меня оказался всего одинподозреваемый – вы. Оставалось, во-первых, установить внешность Соцкого,во-вторых, выяснить, действительно ли он погиб, и, наконец, найти свидетелей,которые могли бы вас опознать. Соцкого, каким он был семь лет назад, мне описалСтенич. Вероятно, за семь лет вы сильно переменились, но рост, цвет глаз, форманоса изменениям не подвержены, и все эти особенности совпали. Депеша извоенно-судебного департамента, в которой излагались подробности тюремногозаключения Соцкого и его якобы неудачного побега, показали мне, что арестантвполне может быть жив. Более всего пришлось повозиться со свидетелями. Я оченьнадеялся на бывшего «садиста» Филиппа Розена. В моем присутствии, говоря оСоцком, он произнес загадочную фразу, запавшую мне в память: «Он, покойник, мнев последнее время повсюду мерещится. Вот и вчера…» Фраза осталасьнезаконченной, Розена перебили. Но «вчера», то есть вечером 4 апреля, Розен былвместе со всеми в морге у Захарова. Я подумал, не мог ли он там случайноувидеть сторожа Пахоменко и уловить в нем черты сходства со старым знакомцем?Увы, Розена отыскать мне не удалось. Но зато я нашел проститутку, которую выпытались убить семь недель назад, во время масленицы. Она хорошо запомнила васи может опознать. Теперь можно было и произвести арест, улик хватало. Я бы таки поступил, если б вы сами не перешли в наступление. Тогда я понял, что такого,как вы, можно остановить лишь одним способом…

Грозный смысл этих слов, похоже, до Соцкого недошел. Во всяком случае он не проявил ни малейших признаков тревоги – напротив,рассеянно улыбнулся каким-то своим мыслям.

– Ах да, еще была записка, посланнаяБурылину, – вспомнил Фандорин. – Довольно неуклюжий демарш. На самомделе записка предназначалась мне, не правда ли? Нужно было уверить следствие втом, что Захаров жив и скрывается. Вы даже попытались передать некоторыехарактерные особенности захаровского почерка, но лишь укрепили меня вуверенности, что подозреваемый – не безграмотный сторож, а человекобразованный, хорошо знавший Захарова и знакомый с Бурылиным. То есть именноСоцкий. Не мог меня обмануть и ваш звонок от имени Захарова, эксплуатирующийнесовершенство современной телефонии. Мне самому приходилось использовать этоттрюк. Ясен был и ваш замысел. Вы действуете, руководствуясь одной и той жечудовищной логикой: если вас кто-то заинтересовал, вы убиваете тех, кто этомучеловеку дороже всего. Так вы поступили с сестрой Тюльпанова. Так вы хотелипоступить с дочерью проститутки, чем-то привлекшей ваше извращенное внимание.Вы настойчиво поминали про слугу-японца, вам явно хотелось, чтобы он пришелвместе со мной. Зачем? Разумеется для того, чтобы Ангелина Самсоновна осталасьдома в одиночестве. Лучше мне не думать о том, какую участь вы ей готовили.Иначе я не смогу сдержаться и…

Фандорин сбился и резко обернулся к Ангелине:

– Каков твой приговор? Виновен или нет?

Та, бледная и дрожащая, сказала тихо, нотвердо:

– Пускай теперь он. Пускай оправдается,если сможет.

Соцкий молчал, все так же рассеянно улыбаясь.Прошла минута, другая, и когда стало казаться, что защитной речи не будетвовсе, губы обвиняемого шевельнулись, и полилась речь – размеренная, звучная,полная достоинства, будто говорил не этот ряженый с бабьим лицом, а некаявысшая сила, преисполненная сознания права и правоты.