Любовь моя, будешь кофе?

...Небо – как кафель,

моя усмешка – как грим...

Нет у меня в ходу ни имени,

ни выхода и ни входа.

Кто-то стоит,

согретый горечью сигареты.

Не помню – я говорил?

От Хорликовского университета в Питсбурге до озера Каскейд –сорок миль, и хотя в октябре в этих местах темнеет рано, а они сумели выехатьтолько в шесть, небо, когда они добрались туда, было еще светлым. Приехали онив «камаро» Дийка. Дийк, когда бывал трезв, не тратил времени зря. А когдавыпивал пару пива, «камаро» у него только что не разговаривал.

Не успел он затормозить машину у штакетника междуавтостоянкой и пляжем, как уже выскочил наружу, стягивая рубашку. Его взглядшарил по воде, высматривая плот. Рэнди выбрался с переднего сиденья – не оченьохотно. Конечно, идея принадлежала ему, но он никак не ожидал, что Дийкотнесется к ней серьезно. На заднем сиденье зашевелились девушки, готовясь вылезти.

Взгляд Дийка беспокойно шарил по воде, его глаза двигалисьсправа налево, слева направо

(«Глаза снайпера» – тревожно подумал Рэнди)

и вдруг сфокусировались.

– Вот он! – крикнул Дийк, хлопая ладонью по капоту «камаро».– Как ты и сказал, Рэнди! Черт! Кто последний, тот тухлятина!

– Дийк, – начал Рэнди, поправляя очки, но этим он иограничился, так как Дийк уже перемахнул через штакетник и бежал по пляжу, ниразу не оглянувшись на Рэнди, или Рейчел, или Лаверн, но смотря только на плот,стоявший на якоре ярдах в пятидесяти от берега.

Рэнди оглянулся, словно собираясь извиниться переддевушками, что втянул их в это, но они глядели только на Дийка. Ну, пустьРейчел, Рей-чел же девушка Дийка, но на него смотрела и Лаверн – вот почему вРэнди вспыхнула ревность, заставившая его действовать. Он стащил с себярубашку, швырну ее рядом с рубашкой Дийка и перепрыгнул через штакетник.

– Рэнди! – позвала Лаверн, а он только махнул рукой вперед всерых октябрьских сумерках, приглашая взять с него пример и злясь на себя заэто: она ведь заколебалась и, возможно, предпочла бы не продолжать. Планискупаться в октябре среди полного безлюдья перестал быть просто хохмой,родившейся среди приятной болтовни в ярко освещенных комнатах, которые он делилс Дийком. Лаверн ему нравилась, но Дийк был притягательнее. И черт его побери,если она не готова лечь под Дийка, и черт его возьми, туч можно озлиться.

Дийк на ходу расстегнул ремень и стяну.:. джинсы с худощавыхбедер. А потом умудрился и вовсе их сбросить, не замедляя шага – достижение,которого Рэнди не повторить и за тысячу лет. Дийк продолжал бежать в однихплавках. мышцы его спины и ягодиц работали на загляденье. Рэнди мучительносознавал, какими тощими выглядят его собственные ноги, когда расстегнул своиливайсы и неуклюже выпутался из них – у Дийка это был балет, у него– клоунада.

Дийк кинулся в воду и завопил:

– Холодище! Матерь Божья!

Рэнди заколебался, но только в мыслях, где все замедлялось.«Температура воды градусов пять. от силы семь, – шепнуло его сознание, – У тебяможет остановиться сердце». Он учился на медицинских курсах и знал, что этофакт... но в мире физических действий он не колебался ни доли секунды.Прыжок... и на миг сердце у него действительно остановилось – во всяком случае,ощущение было такое; дыхание перехватило, и он с усилием глотнул воздуха, а всяего соприкасающаяся с водой кожа онемела.

«Это безумие, – подумал он, и тут же: – Но идея-то твоя,Панчо».

И он поплыл за Дийком.

Девушки переглянулись. Лаверн пожала плечами и усмехнулась.

– Если могут они, то можем и мы, – сказала она, стаскиваяблузку и открывая практически прозрачный бюстгальтер. – Ведь у девушек вроде быимеется дополнительный подкожный слой жира?

В следующую минуту она была уже за штакетником и бежала кводе, расстегивая вельветовые брючки. Секунду спустя Рейчел последовала за ней,примерно так же. как Рэнди последовал за Дийком.

Девушки пришли к ним днем – во вторник к часу занятия у всехних кончались. Дийк получил свою ежемесячную стипендию – один из помешанных нафутболе давних выпускников

(футболисты прозвали их «ангелами»)

позаботился, чтобы он каждый месяц получал двести наличными,– так что в холодильнике стояла картонка с пивными банками, а на видавшем видыстерео Рэнди – диск Найта Рейнджера. Все четверо занялись ловлей кайфа. Ну, иразговор зашел о конце долгого «индейского лета», которое порадовало их в этомгоду. Радио предсказывало снегопад в среду, и Лаверн высказала мнение, чтометеорологов, предсказывающих снегопады в октябре, следует перестрелять, иникто не возразил.

Рейчел заметила, что каждое лето, пока она была девочкой,казалось, длилось целую вечность, а вот теперь, когда она стала взрослой

(«дряхлой девятнадцатилетней маразматичкой», – сострил Дийк,и она пнула его в лодыжку),

год из года они все короче.

– Тогда казалось, что я всю жизнь провожу на озере Каскейд,– сказала она, направляясь по истертому кухонному линолеуму к холодильнику.Заглянула внутрь и нашла банку «Айрон сити лайте» за голубыми пластмассовымикоробками для хранения пищи

(в средней остатки допотопного маринада давно превратились всплошную плесень: Рэнди был хорошим студентом, Дийк – хорошим футболистом, нокогда дело доходило до домашнего хозяйства, не стоили и плевочка).

Банку она экспроприировала и продолжала:

– Никогда не забуду, как я в первый раз доплыла до плота ипроторчала там чуть не два чертовых часа. Боялась плыть обратно.

Она села рядом с Дийком, и он обнял ее за плечи. А онаулыбнулась своим воспоминаниям, а Рэнди внезапно подумал, что она похожа накакую-то знаменитость или полузнаменитость. Только вот на кого? Ему предстояловспомнить это позднее при менее приятных обстоятельствах.

– В конце концов брату пришлось сплавать туда иотбуксировать меня к берегу на надутой камере. Черт, ну и злился же он А яобгорела – не поверите!

– А плот все еще там, – сказал Рэнди, просто чтобы сказатьчто-нибудь. Он видел, как Лаверн снова поглядывает на Дийка; последнее времяона все время смотрела на Дика.

Но теперь она посмотрела на него:

– Рэнди, так ведь ноябрь на носу

– День. Всех Святых, а пляж Каскейд закрывают после первогосентября!