Ее молитвы были услышаны и, приседая от ужаса и напряжения,Люба выскочила из подъезда и побежала через двор на улицу.

– Где дом номер шестнадцать? – крикнула она еще издали,приближаясь к старушке, сидевшей на автобусной остановке.

– Да вон он, – быстро ответила та, указав направлениесухоньким пальцем. – А что у тебя, пожар?

– Хуже, – отрывисто бросила Люба. – У меня личныенеприятности!

– Знамо дело, – покивал старушка ей вслед. –Смотри, как бы сердце не выпрыгнуло по дороге.

Люба только рукой махнула. Через несколько минут онадобежала до дома номер шестнадцать, шепотом ругая себя, на чем свет стоит.Влетела в подъезд и вызвала лифт. На лестничной площадке ее уже ждаливзволнованные друзья.

– Вот она! – воскликнула Лена, топнув ногой. –Легкомысленная особа! Как я за тебя переволновалась, дурочка!

Подруги бросились друг другу на шею и расцеловались. Потомдошло дело и до Федора.

– Откуда ты, прелестное создание? – спросил он, выпятивгубу. – Ты жила на детской площадке или ночевала на чердаке?

– Люди, вы не представляете себе, что произошло.

– У тебя глаза, как у наскипидаренной кошки, – заметилФедор. – Чего только я не передумал... К телефону не подходишь...Приезжаю, а тебя нет.

– Так ты приехал потому, что я к телефону неподходила? – изумилась Люба.

– Нет, он приехал предложение делать, – сообщила Лена,скорчив мученическую рожу.

– Кому это?

– Тебе, – снисходительно ответила все та жеЛена. – Из благородства.

Она взяла Любу за руку и затащила в квартиру. Федор, бурнодыша, последовал за ними. Дверь прикрыли медленно, так, чтобы замок лишь тихощелкнул.

– Грушин спит, – переходя на шепот, пояснила подруга иткнула Федора кулаком в бок. – Давай, объясняйся.

– А чего объясняться-то? – вспетушился тот, мгновеннопокрывшись испариной. – Люба, мы знаем друг друга с детства...

– Начало ужасное, – сказала Люба. – Федька, ты сума сошел? Ты же меня не любишь!

– Как сестру – очень даже люблю, – запальчиво возразилтот. – И мне не нравится, что ты отправилась хрен знает куда только длятого, чтобы не остаться в девках.

– Федор, ты страшно великодушен, – сказала Люба, едване прослезившись от избытка чувств, – но это уж слишком!

– Если тебе приспичило замуж, я, как твой друг, долженподставить плечо.

– Знаешь, я ужасно польщена и все такое, но – нет, дело невыгорит.

– Почему? – хором спросили друзья.

– Нет, а ты-то! – Люба посмотрела на подругуукоризненно, и та, оправдываясь, горячо заговорила, приложив руки к груди:

– А что, Федька дело говорит. По крайней мере, ты его хорошознаешь...

– Минуточку, – прервала ее Люба, сузив глаза. –Что тут у вас случилось? Объясните, пожалуйста.

– Понимаешь, пока ты где-то шлялась, Грушин, кажется,влюбился в другую женщину. Ужасно неприятная история, и я не все еще знаю...

– Дело в том, что герой твоего романа скушал что-то не то иотравился, – вмешался Федор с важным видом. – Нет, он жив, но емужутко плохо. В бреду он все время зовет ту женщину, которая от него сбежала...Люду. Кстати, мы ее видели. Кажется, они поссорились, и она сделала ему ручкой.А Грушину после этого сразу стало плохо.

– Антон сейчас с ним, – поделилась Лена. – Он жеврач, я тебе говорила?

– Сто раз.

– Сейчас я тебя с ним познакомлю.

– Сначала она расскажет, где провела ночь, – тономстрогого родителя заявил Федор и накинулся на Любу: – Зачем ты мне соврала,когда я позвонил? Говоришь: «Я у Грушина, он такой замечательный...»

– Боже мой, это страшная история. – У Любы запылалищеки. – Здесь нельзя разжиться чашечкой кофе? Дело в том, что я убежала отэтого типа еще до завтрака.

– От этого типа? – возопил Федор, вытаращивглаза. – Я так и знал. Так и знал, что тут замешан мужчина. Стоитпровинциалке приехать в Москву, как она тотчас попадает в лапы какого-нибудьпроходимца.

– Не думаю, что он проходимец, – с сомнением заметилаЛюба. – И это не я в его лапы попала, а он в мои!

Друзья повлекли бедняжку на кухню, где на табуретке восседалГанимед Ванильный Дым, принимавший участие во всех любовных похождениях хозяинаи чувствовавший себя из-за этого пупом земли. А может, он с самого рождениячувствовал себя пупом земли, потому что был писаным красавцем, и люди не давалиему об этом забыть.

– Какое чудо! – воскликнула Люба, схватив кота ипринимаясь его тискать. Тот не возражал, а даже напротив – начал громко урчать,перебирая лапами в воздухе и впиваясь когтями в воображаемый диван.

– Давай с самого начала, – потребовала Лена. – Тывзяла билет на поезд и поехала в Москву.

– Короче говоря, все шло по плану. Я приехала и позвонилатебе от автобусной остановки, – принялась повествовать Люба, с тревогойнаблюдая за тем, как Федор варит ей кофе. Ложки, банки и пакеты так и мелькалив воздухе, словно шары в руках жонглера.

– Я помню, как ты звонила. Только связь прервалась.

– Связь прервалась как раз в тот момент, когда я поняла, чтонеразборчиво записала номер дома.

– Так ты перепутала дом?! – закричал Федор, позабыв проналичие в квартире заболевшего хозяина.

– Что же ты орешь? – прикрикнула на него Лена. – Утебя кофе сейчас убежит.

– Извиняюсь. Но когда ты пришла не в тот дом, которыйнужно, – снова накинулся он на Любу, – ты что, даже не догадаласьспросить, как зовут того мужика, который тебе дверь открыл?!

– Так в том-то все и дело, что его тоже зовут Дмитрием! И онтоже профессор! Представляете?

У Лены неожиданно загорелись глаза.

– Знаешь, а ведь это судьба! Нет, правда. Он тебепонравился? Наверное, понравился, раз ты осталась у него ночевать.

– У тебя с ним что-нибудь было? – грозно спросил Федор,бухнув перед Любой кружку с кофе, с виду похожим на сургуч. – То есть онделал поползновения?.. В смысле – ты не потеряла от него голову окончательно?..

– Ты с ним спала? – подытожила метания Федора Лена.

– Нет, вы что? Нет. – Люба помотала головой. – Ноесли бы это был Грушин, то вскоре... Может быть... Да, это случилось бы.

В глазах ее появилось мечтательное выражение, взгляд уплыл вокно и некоторое время порхал над пыльно-зелеными липами.

– А когда ты поняла, что он не Грушин? – спросил Федор,возвращая ее с небес на землю.

– Когда ты позвонил. До этого я была уверена, что прибыла поназначению. И ведь он вел себя как Грушин! Я говорила ему о замужестве, и онсоглашался! Гад, – добавила она с чувством и неожиданно заплакала.