Иванович. — Даже с перспективой. Если случится чудо и речь зайдет о продолжении, — можно написать “Пульс за сто двадцать”, “Пульс за сто пятьдесят”…»

Но заимствовать название у того, кто по твоей вине отдал богу душу, Карпов не решился. Поначалу. А еще через пару дней, когда понял, что ничего лучшего так и не нашел, вернулся к этой идее. И даже придумал обоснование. Если он все же виновен в смерти автора… Виновным себя Геннадий Иванович по-прежнему не считал, но все же… Если теоретически допустить такое, то воплотить в жизнь план, не реализованный старшим Сергеевым, — это даже… где-то благородно. В общем, Карпов окончательно решил: сборник будет называться «Пульс за сто». Куда более удивительный шаг он сделал утром следующего дня.

Через полчаса после того, как Геннадий Иванович проснулся, умер Кевин Стинг. Умер, разумеется, в фигуральном смысле, поскольку никогда не существовал. Поразмышляв на свежую голову, Карпов решил, что от этого псевдонима следует отказаться — несмотря на очевидную звучность, он тянет за собой длинный шлейф неудач. А звучность тут даже хуже — легко позволяет вспомнить, что было связано с этим именем раньше. Но если не Кевин Стинг, то кто? Подписаться самим собой? Вряд ли.

«Ни общий замысел серии, ни идеи первых трех рассказов мне не принадлежат, а сюжет “Большой игры” и вовсе придуман Лучинским, так что брать все на себя — не очень-то справедливо. Значит, нужен новый псевдоним».

Ни четырех, ни даже двух дней, чтобы придумать его, Геннадию Ивановичу не потребовалось. Уже через пять минут он понял — псевдоним есть. Псевдоним, который учтет все.

За две недели до Нового года Карпов выставил сборник на краудфандинг, не забыв поблагодарить фаната «Секретных материалов». Тот поинтересовался причиной смены псевдонима. Карпов не стал откровенничать с посторонним человеком. Отделался дежурным «разонравился». Заявку Геннадий Иванович сделал достаточно скромную — собрать за месяц сорок тысяч рублей на тираж в двести экземпляров. Но более неудачное время для сбора средств выбрать было трудно. В канун новогодних праздников люди тратят деньги на подарки близким, а не на помощь чужим. Потом же лишних денег у них и вовсе не остается. «Истина…» советовал Карпову подождать хотя бы до конца января. Но Геннадий Иванович не послушался — за Новым годом последует День всех влюбленных, затем будут 23 Февраля, 8 Марта… Сколько же придется ждать? И счетчик заработал…

Первый взнос поступил в первый же день. Можно было догадаться — от кого. Правда, Геннадий Иванович не ожидал, что сетевой друг расщедрится на целую тысячу. Потом на счет постепенно начало капать. Медленно и мало. Сто рублей, двести, пятьдесят… Пятьдесят больше походили на милостыню. Вскоре пересох и этот скудный ручеек. К тридцать первому декабря в «кошельке» Карпова лежало пять тысяч восемьсот пятьдесят рублей. И вот уже два дня средства не поступали.

Первый раз в жизни он не заметил главный праздник года. То есть, Геннадий Иванович, конечно, посидел за столом, выпил шампанского, выслушал президента, бой курантов, честно выдержал минут десять «Голубого огонька», а потом лег спать. Но сон не шел. Карпов оделся и вышел на улицу. Вокруг царило веселье. В небесах раскрывались огненные цветы китайских фейерверков. С шумом и гамом пробегали мимо молодые люди. Какой-то добродушный подвыпивший мужик пожелал Геннадию Ивановичу здоровья и счастья. Он поблагодарил. Здоровье пока есть, а вот счастье не помешает. Только источник этого счастья теперь придется поискать. Писательская стезя оказалась тупиковой дорогой. Впрочем, миллионы людей живут обычной жизнью, не ставя перед собой сверхзадач, и вполне этой жизнью довольны.

«Может, это удастся и мне», — подумал Карпов.

Несколько дней он не заглядывал в компьютер. Не потому, что полностью потерял надежду. Скорее, боялся этого. Пятого января Геннадий Иванович, наконец, решился, и обнаружил одно новое поступление — но какое! — восемь тысяч рублей. На следующий день пришли два взноса по тысяче, потом три по пятьсот. В Рождество он получил настоящий подарок — десять взносов на общую сумму двенадцать тысяч с небольшим. Карпов нашел лишь одно объяснение происходящему. Видимо, тому, кто прислал восемь тысяч, так понравились приложенные к заявке отрывки, что он начал рекомендовать проект знакомым, а знакомые у него, судя по взносам, не бедные. Оставалось только гадать, много ли у неизвестного поклонника щедрых друзей?

Оказалось — достаточно. А может, сработал эффект толпы. Если к чему-то возникает стабильный интерес — быстро появляются желающие присоединиться за компанию. Так или иначе, 18 января — за день до истечения срока заявки — Геннадий Иванович собрал всю требуемую сумму. И даже немного увеличил ее. Всего Карпова поддержало около ста сорока человек. Аудитория, прямо скажем, несравнимая с числом поклонников Пауло Коэльо или Дмитрия Миропольского, но ведь недавно он не мечтал и о ней.

Издательство Геннадий Иванович нашел быстро. Собственно, его даже искать было не надо — в этом издательстве печатали «Путеводную звезду», телефоны у Карпова остались.

Двадцатого марта его первая книга была готова…

21 марта

Геннадий Иванович ехал в трамвае. Весна в Москве по сложившейся в последние годы традиции все еще не наступала. Стаявший с ботинок снег растекся грязными лужицами, поэтому Карпов сидел, широко расставив ноги. Между ними стояла дорожная сумка, в которой лежала пачка «Пульса» — четырнадцать штук. Весь тираж должен был поступить на склад через пару дней, но Геннадий Иванович не утерпел и выпросил хоть что-то. Ему хотелось побыстрее разослать по экземпляру самым щедрым жертвователям, начиная, конечно, с того, кто своими восемью тысячами во многом обеспечил успех.

Только лишь пристроившись на сиденье, Карпов распотрошил пачку и достал свежий, новенький экземпляр своей первой книги. Можно было бы сказать, пахнущий типографской краской, но при нынешних технологиях ничем не пахнет не только колбаса.

По идее Геннадий Иванович должен был чувствовать себя на седьмом небе. Но, как и многие, достигшие цели после долгого и трудного пути, он вовсе не ощущал безудержной радости.

Нет, конечно, удовлетворение от того, что он-таки взял эту высоту, пусть и не штурмом, а в обход, имело место. Но его дополняли опустошение и легкая тревога. Что дальше? Стал ли он писателем? Вряд ли. В лучшем случае получил весомый шанс надеяться. Будет ли продолжать писать? И если да, то что? И какова будет судьба у книги, которую он держит в руках? Настоящая судьба, поскольку двести штук — это даже при нынешних