Игорь выкинул подслушанную беседу из головы и вспомнил о нейтолько вечером, когда мать зажгла настенный светильник, и он увидел, какпокачиваются вокруг лампочки стеклянные желтые шарики. Минуту он смотрел на нихзастывшим взглядом, а затем, дождавшись, пока мать выйдет из комнаты, подошел ксветильнику, осторожно отцепил один, самый дальний, висевший у стены. Шарик былгладкий и горячий на ощупь и посверкивал, когда Игорь поворачивал его.

А на следующее утро Перигорский подошел к Машкиной парте ивыложил свой трофей на раскрытый учебник. Несколько секунд Ямпольская смотрелана шарик, и лицо ее не выражало ровным счетом ничего. Затем оно изменилось. Онавзяла шарик двумя пальцами, осторожно, словно он был драгоценностью, и поднеслак глазам. Перевела взгляд на Игоря и тихо спросила:

– Откуда?

– Какая разница? – Перигорский пожалплечами. – Главное – где он сейчас. Не теряй.

Кивнул независимо и пошел к своей парте.

Ямпольская с тех пор прониклась к Игорю благодарностью, но утого и в мыслях не было использовать удачу в корыстных интересах. Он упивалсячувством, которое испытал, глядя на ошеломленное, а затем счастливое лицоМашки, когда на несколько секунд для нее не было никого вокруг, кроме него,Игоря Перигорского! Он ощущал себя одновременно и немножко волшебником, и благодетелем,и покровителем, а бескорыстие возвеличивало его в собственных глазах. Вот она,возможность не только привлечь внимание, но и вызвать уважение вкупе свосхищением!

Небольшое происшествие, как ни странно, изменило Игоря:теперь он чувствовал себя куда увереннее, чем раньше, а теплое отношение самойкрасивой девочки класса заставило остальных одноклассников смотреть на негодругими глазами.

Закончив институт, Перигорский пошел работать поспециальности и к тому времени, разумеется, давно уже не думал о том, чтобывыделиться таким экстравагантным способом, как исполнение чужих желаний. Нокогда подвернулся на редкость удачный случай и нашлись люди, готовые датьденьги под проект, в голове Игоря Васильевича сама собой сложилась полнаякартина, в центре которой вращался золотистый шарик, подаренный маленькой МашеЯмпольской любящим дедушкой.

– Ты ему веришь? – спросил Бабкин, выслушавМакара.

Сам он буквально с первых слов Илюшина понял, что в объяснениеПеригорского вписывается все: и дикая сцена, которую он наблюдал, и странныйлес в оранжерее, и обращение с ним, Бабкиным… Но оставался шанс, что болеепроницательный Макар найдет зацепку, которая поможет разрушить историюдиректора «Артемиды».

– Перигорскому – да. Что-то он, безусловно, утаивает.Кстати, я не верю в то, что на территории клуба не происходит ничегокриминального – нет, наверняка происходит, но никакого отношения к Стрежинойэто не имеет. Наверняка у них бывают мелочи: какой-нибудь наркотик, вводящийигроков в легкий транс и эйфорию, возможно – случаи срыва клиентов на актерах…Ерунда, одним словом.

– А Коцбе веришь?

Макар отрицательно покачал головой:

– Он из тех людей, которые всей правды не говорятникому и никогда. К тому же пока он – основной подозреваемый, имевший исредства и, возможно, мотив. Но если «Артемида» не имеет отношения кслучившемуся со Стрежиной, то как мог Аслан осуществить такой замысел? Кто емупомогал? Что-то мы с тобой проворонили, Серега. Что-то проворонили…

Бабкин молча кивнул и закрыл глаза. После слов напарника отом, что тот верит рассказу Перигорского, его начало неумолимо клонить в сон.Уже проваливаясь в дремоту, Сергей протянул руку и нащупал на столе фотографиюВики Стрежиной.

– Может, дельного экстрасенса найти? – услышал онголос Илюшина.

Бабкин хотел огрызнуться, что ему не до шуток, но внезапнопонял, что Макар не шутит, и это окончательно убедило его в том, что дела ихплохи. Если скептик Илюшин предложил найти человека, который решит за них проблему,значит, шансы отыскать Стрежину очень невелики.

* * *

Последние четыре дня Антон больше не проваливался в чернуюяму. Он находился в каком-то тяжелом гнетущем полусне, и, хотя боли в затылкепостепенно уменьшались, Липатов, пожалуй, предпочел бы боль своему теперешнемусостоянию. Он ощущал огромное равнодушие ко всему, что с ним происходило, ивизиты врача и медсестер не выводили его из полусна, а вплетались в него.Реальностью было другое – увиденный им остров, по которому брела маленькаяфигурка, но, как Антон ни старался, больше остров перед ним не появлялся.Липатов чувствовал, что исчезновение острова и уменьшение боли странным образомсвязаны между собой, но поделать ничего не мог.

Люди на соседних койках менялись, но, что происходило сними, Антона не интересовало. Он не понимал, почему к нему не приходят двасыщика, которых он нанял, чтобы найти Вику, но спрашивать медсестру былобесполезно, не говоря уже о том, что у Липатова не было на это сил. Даже шепотдавался ему с трудом – хотелось заткнуть уши, закрыть самому себе рот,зажмурить глаза и не видеть над собой профессионально внимательного лица.Немота становилась спасением.

«Спи, спи», – заставлял он себя, сам точно не понимая,зачем, но ощущая, что нужно заснуть – заснуть по-настоящему, а не так, как онспал все это время. Про себя он напевал старые колыбельные, всплывшие в памятииз тех времен, когда жива была бабушка, укладывавшая внука спать с напевнымипеснями. Он делал это серьезно, ответственно, мысленно воспроизводя бабушкиныинтонации, убаюкивая самого себя. Сны не приходили, но Липатов не сдавался,часами бормоча одни и те же строчки, чувствуя, что в них скрыто то, что емупоможет.

К концу третьего дня бормотания он уснул. Сон опустился нанего быстро, словно накрыв цветастым пледом, и Липатов без малейшего удивленияувидел себя сидящим на поваленном стволе дерева. За спиной его шелестел лес,перед ним открывалось море, с которого дул свежий пронзительный ветер. Необорачиваясь, Антон почувствовал, что сзади подходит Вика – маленькаяиспуганная Вика, за которой по-прежнему, не отставая, двигалось нечто черное,большое, приближалось к ней все ближе и ближе. Антон хотел обернуться, но несмог. Вика остановилась за его спиной, постояла и стала уходить назад. Липатовпытался крикнуть, пытался взмахнуть рукой, чтобы остановить ее, –бесполезно. Черное дохнуло ему в шею, и холод, поднявшись вверх, снова вызвал кжизни боль, угнездившуюся в затылке. Антон застонал и проснулся.

Виктория Стрежина. Остров

Ссадины не заживали. К царапинам на руках Вика более-менеепривыкла и лишь морщилась, когда ветки задевали о них. Но на ступнях тожеобразовались ранки – она никак не могла вспомнить, откуда они взялись, – иони беспокоили ее все сильнее и сильнее. Маленькие поначалу, постепенно онипревратились в трещины, и больше всего девушку тревожило, что вокруг одной изних, над большим пальцем правой ноги, вздувается темно-желтый пузырь, ккоторому было больно прикасаться.