Всегда твой,

Гена».

Вика аккуратно сложила письмо и положила на тумбочку возлебольничной кровати. «Место, где я был бы счастлив умереть». Значит, он там иумер, этот маленький смешной человечек с забавной фамилией, обожавший своюкрасивую статную жену. Интересно, увидел ли он перед смертью свой остров и неиз-за него ли сорвался в расщелину?

– Если бы не сорвались, была бы у вас семнадцатаяфотография, дядя Гена, – негромко сказала она в пустоту палаты. Былопривычно и правильно называть человека, которого она видела пару раз в жизни,дядей, как кого-то близкого. – А может быть, и восемнадцатая.

Вика вспомнила, словно пролистала страницы альбома, один задругим все шестнадцать пейзажей. И вслед за этим на нее сразу же нахлынулочувство тоски и одиночества, как если бы они со Шпунтиковым дружили все прошедшиегоды и ей только что сказали о его смерти.

«У меня больше никого не осталось».

Она встала и подошла к окну, чувствуя себя очень слабой.Ухватилась за узкий холодный подоконник. День стоял очень ясный, холодный иветреный, и с третьего этажа больничного корпуса ей было видно, как кутаются вшарфы внизу прохожие, закрывая лица от ветра. Вика представила себя одной изсотен тысяч людей, которые завтра пойдут по улицам города, и мысль, раньшевызывавшая у нее раздражение и тревогу, показалась успокоительной. Вика слабоулыбнулась. Значит, ей все-таки удалось сделать это. Столько лет мечтать одалеком необитаемом острове, попасть на него, понять, что мечтала вовсе не отом, – и найти свой собственный остров внутри себя… «Я должна сказать тебеспасибо, дядя Миша. Если бы не ты, наверное, я никогда не нашла бы его. Нужнобыло пройти через твой остров, чтобы обрести свой».

Внезапно в голове ее зазвучал ласковый голос: «Твой остров –он внутри тебя, понимаешь? Если нет, его нужно найти». Вот кто понял все куда раньшенее – Антон! Вот что он пытался объяснить ей, а она снисходительно смотрела нанего, считая, что ему, благополучному мальчику из благополучной семьи, непонять ее. «Все он понимал, – жестко сказал внутренний голос. – Онискал тебя. Пошел к частным сыщикам, и, если бы не он, ты бы осталась наострове, а не стояла сейчас у окна». Вика вспомнила, как заставляла себя там,среди океана, вызвать в памяти лицо Антона и как это помогало ей. Господи,Антошка! Как она может говорить, что у нее больше никого не осталось, если естьЛипатов – любящий ее. Любящий – теперь-то она могла признаться в этом самойсебе. «Он до сих пор лежит в реанимации», – напомнил кто-то ледяной вголове, и Вика сжала пальцы на подоконнике.

«Господи, Антошка, только не умирай! – взмолиласьона. – Только не ты! Ты мне нужен».

Она произнесла это про себя и, пораженная, повторила вслух:

– Антон, ты мне нужен.

И поняла, что это правда.

Мысль о том, что Липатов может умереть, заслонила собой всеостальное, и на мгновение Вика почувствовала рядом дыхание того черного,страшного, что было рядом с ней на острове и от чего она чуть не сошла с ума.Но в следующую секунду тишину палаты прорезала веселая мелодия сотовоготелефона. Она бросилась к тумбочке, чуть не упав, и увидела высветившийся наэкране номер Лены Красько, которая заезжала к ней два часа назад.

Дрожащей рукой Вика схватила телефон.

– Викуша? – спросила в трубке Лена радостным,светлым голосом. – Викуша, милая, я насчет Липатова. Его перевели изреанимации в общую палату! У него уже побывали эти двое, Бабкин и Илюшин! Онимне звонили, мы сейчас вместе с нашими поедем к Антону! И пусть толькопопробуют нас не пустить!

Вика села на кровать, провела рукой по лбу, стирая каплихолодного пота. В трубке давно звучали короткие гудки, а она все держала ее,прижимая к уху. Затем нажала кнопку отбоя, медленно отложила телефон в сторонуи откинулась на кровать.

Жив! Он будет жить! Антон сильный, он спас ее и спасет себя.

Она зажмурила глаза, встала и на ощупь подошла к окну.Глубоко вдохнула и открыла глаза только теперь – зная, что увидит. Первый разза все время, что лежала в больнице, Вика смотрела не вниз, на прохожих, авдаль. В морозной дымке обычного московского дня начала зимы город, открывшийсяСтрежиной, казался островом – огромным, с фантастическими башнями-деревьями,уходящими высоко в небо, с лесом домов. Над ним носились птицы, ныряя вниз, всерые парки, словно в волны, и шум машин казался непрекращающимся рокотомокеана, к которому Вика привыкла за последний месяц.

Она утвердительно кивнула самой себе и Антону Липатову,стоявшему в эту секунду на другом конце города возле грязного окна, несмотря напризывы медсестры немедленно лечь в постель и не нарушать предписанный режим, ипроизнесла то, что теперь стало верным для нее навсегда:

– Твой остров – он внутри тебя, понимаешь?

Стая птиц взлетела из ближайшего сквера и рассыпалась вголубом воздухе, словно рыбы в океанской воде.