– Мне не нравится, как написано, – покачал головойСергей. – Типичный бабский текст.

Илюшин неожиданно рассмеялся.

– Ты что?

– В который раз убедился, как много слабостей устариков. Михаил Олегович упорно отпирался, что он читал книжку, несмотря нато, что ее подарила ему племянница. Он, видите ли, не читает женских романов!

– Ну и что?

– А когда мы с ним говорили о Рощине, старикан описалего в точности такими же словами. Про обвислость. Мол, и уши у него обвислые, исам он весь какой-то обвислый. Понимаешь? Он прочитал роман, голову даю наотсечение! Но признаться постеснялся, потому как это несерьезно: такой пожилойчеловек – и увлекается бульварным чтивом.

Сергей взял книжку, повертел в руках.

– Грустно это все, а не смешно, – неожиданносерьезно проговорил он. – Скажи сам: вот какая, казалось бы, разницаКаморкину, что мы с тобой о нем подумаем? Он свое имя уже вписал… не в историю,конечно, но, в общем, куда-то вписал. А точнее, в историю фотографии.

– Хочешь сказать, что он должен быть независим отмнения окружающих? И не пытаться казаться лучше, чем он есть.

– Ну да. Старик побоялся, что ты над ним в душепосмеешься – вроде как совсем старый дурак из ума выжил, романчики дамскиепочитывает, а не Толстого с Достоевским. А мне бы и в голову не пришло над нимсмеяться, да и тебе тоже. После того, как я его фотографии увидел, он мог быпередо мной нагишом расхаживать и подштанниками махать, понимаешь?

– Не совсем, – отозвался Макар, плотояднооблизываясь над противнем. – Наверное, это у меня от голода. Давай ужепоедим, а?

– Слушай-ка…. – Спустя пять минут Бабкин отодвинулмясо и теперь макал картошку в соус. – Кого, говоришь, Каморкин описалтаким образом?

– Рощина. Кстати, действительно метко – тот и впрямьслегка обвислый.

Картошка, зажатая в лапе Сергея, зависла над скатертью, и снее закапали коричневые капли.

– Серега, проснись, – позвал Макар. – Чтотебя вогнало в такие глубокие размышления, мой кулинарно одаренный друг? Мясоотличное, кстати.

– Да, я заметил, что тебе понравилось. – Сергейпокосился на противень, из которого Илюшин вытащил очередной кусок. –Просто вспомнил юного Вениамина. Точно, он обвислый. Хорошее сравнение. Макар,почему у меня такое чувство, будто в общей картине чего-то не хватает?

– Потому что ты картошку недосолил? – предположилтот. – Шучу-шучу, все в порядке с картошкой. Что, предлагаешь копнутьРощина поглубже? Честно говоря, у меня после встречи с ним тоже осталосьощущение недоговоренности.

Илюшин вспомнил испуг Рощина после «покушения», егообъяснение о любовнице и ревнивом муже. Рассказ Вениамина, казавшийся гладкимпоначалу, в памяти Макара всплыл чрезмерно гладким, лишенным неровностей,крошечных несостыковок, свойственных рассказам о реальной жизни. Продуманным.

«Откуда могла взяться продуманность, если Рощин не ожидалнашего появления. Или – ожидал? Или – готовился не для нас?»

Макар понял наконец, что царапнуло его во время беседы сактером. Парень был слишком убедителен.

– Серега, – сказал Илюшин, нахмурившись, – уменя есть простое предложение…

Аслан Коцба бросил на себя короткий взгляд в зеркало. Лицоскуластое, загорелое, хмурое; темные глаза глубоко посажены, на щеке бледный,но все же заметный шрам – так и должен выглядеть настоящий мужчина. Он вспомнилжену, пару раз предпринимавшую робкие попытки облагородить его облик, иусмехнулся краешком губ. Выдвинул ящик рабочего стола, достал оттуда фотографиюи долго смотрел на нее.

– Прости меня.

Вернул снимок на место и запер ящик на ключ.

Фотографии они попросили у Каморкина, и тот если и удивился,то ничем не выдал удивления. Молча принес альбом, пролистал, отобрал тонемногое, что требовалось сыщикам. Снимки были не самые удачные, и старик,оправдываясь, объяснил, что от него ничего не зависело: что Стрежины ему выдали– то выдали. Впрочем, для целей Илюшина и Бабкина даже фотографийпосредственного качества было вполне достаточно.

В кафе они уселись у окна, ожидая официанта. К ним подлетелмолоденький вежливый мальчик, Макар быстро перечислил блюда, но, прежде чемдовольный крупным заказом официант ушел, выложил на стол фотографию. Со снимкаулыбался красивый парень с правильными чертами лица.

– Знаю, конечно, – кивнул мальчик. – Почтикаждый день у нас обедает. Любит, когда я его обслуживаю. Очень известныйактер, хочу вам сказать! Во всех фильмах снимается. – На лице официантабыла написана явная гордость от того, что он обслуживает человека, снимающегося«во всех фильмах».

– А эту даму вы когда-нибудь видели? Или, может быть,эту?

Официант несколько секунд вглядывался в снимки, затемрешительно отложил в сторону первый.

– Эту тетеньку никогда не видел. Да и по одежде это ненаш клиент. А ее – видел. Она с ним обедала. – Он кивнул на фотографиюВениамина Рощина. – Пару раз.

Мальчик окинул взглядом любопытных посетителей, и в глазахего появилась настороженность.

– Простите, у меня заказы, – извинился он и отошелв сторону, спрашивая себя, не сболтнул ли лишнего.

На столе между Сергеем и Макаром осталась лежать фотография,на которой сестра Виктории Стрежиной неестественно улыбалась над тарелкой,выложенной кусочками селедки вперемешку с луком.

Вениамин возвращался в свою квартиру, подаренную емуродителями. Рощин всем рассказывал, что роскошный подарок он получил в честьспектакля, в котором его игра до слез растрогала обычно несентиментальнуюмаменьку, но на самом деле родители просто устали от взрослого сына, ведущегобеспорядочную жизнь, и решили отделить его. Конечно, квартирка несоответствовала представлениям Рощина о том, каким должно быть жилищеталантливого актера, и он надеялся со временем обменять ее на нечто болееподобающее его статусу, но пока, увы, Венечке не хватало денег. «Пошлость,вечная пошлость жизни», – размышлял Рощин, поднимаясь по лестнице на пятыйэтаж, потому что лифт в очередной раз сломался. Впрочем, подъезд был чистый,потому что в доме имелись кодовый замок и консьержка, сидящая при входе какраздобревший сторожевой пес, взмахивающий кудлатой головой на каждый скрипвходной двери.

Перешагивая через ступеньки, Вениамин погрузился в мечтанияо том, где он купит квартиру, разбогатев, а потому пропустил момент, когда отстены отделились две тени, из которых одна была в полтора раза шире второй. Кчести Рощина следует признать, что отреагировал он быстро:

– А, парни, это вы… – обрадованно начал Веня,попутно надевая на лицо выражение удивления пополам с радостью от нежданнойвстречи. – Что ж вы…