Вика с недоумением достала пакет, повертела его в руках.

Поначалу она не сразу осознала, что в нем, и лишь разорваводну сторону и вытащив из него странную вещь, все поняла.

В руках у нее была веревка, на одном конце которой болталасьпетля.

Никаких сомнений быть не могло: Вика держала веревку,предназначенную для того, чтобы она могла повеситься. Петля хорошо скользила,веревка была длинной, и кольца мотка, упав ей под ноги, легли друг на друга,образуя неглубокий колодец с белым песком на дне. Остолбеневшая Вика потянулаверевку, и кольца послушно поползли к ней. Один взгляд на лес убедил ее в том,что там найдется достаточно веток, к которым можно привязать конец веревки, иони не сломаются. Ящики, поставленные друга на друга, выдержат ее вес, и онидостаточно легкие, чтобы Вика сама смогла дотащить их до нужного дерева.

Кто-то хорошо все продумал, облегчил Вике путь к смерти,избавляющей ее от ада Острова.

Он не просчитал лишь одного.

Стрежина была из тех людей, на которых можно давить, и онибудут подчиняться чужой воле, но лишь до определенного предела. Дойдя допоследней границы, после которой человек ломается, они становятся несгибаемыми– неожиданно для окружающих и зачастую для самих себя. Словно одной чертойподводится итог всему, сделанному раньше, но итог этот ровно противоположеножидаемому: как если бы последний натиск противника не разбивал жалкие остаткиармии в клочья, а наталкивался на глухую оборонительную стену там, где ещевчера не было ничего, кроме вырытых наспех окопов.

Сестра Нина, любящая доводить Вику до слез больше от скуки,чем по злобе, несколько раз на себе испытала, к чему приводят ее нападки, еслине остановиться вовремя. Как-то раз она развлекалась тем, что в отсутствиеродителей отбирала у Вики игрушки – одну за другой. Шестилетняя Вика бралась закубики – и Нинка тотчас подвигала кубики к себе. Книжка бесцеремонновыхватывалась из рук и отправлялась в шкаф, который Вика не могла открыть сама.Так же последовательно скучающей Нинкой были отобраны у сестры мозаика,деревянный поезд и пластмассовый пони с обгрызенным хвостом.

Нине доставляло удовольствие наблюдать за сестрой, котораясначала надулась, затем губы ее задрожали, и Вика покраснела, как помидор.Следующим этапом должен был стать громкий рев, на который Нинка собираласьответить брезгливым: «Да подавись ты своими игрушками, рева-корова!» Но до реване дошло. Когда Нинка, подкравшись, выхватила у Вики старого вязаного щенкаТяпу, подаренного соседкой, – игрушку, горячо любимую Викой, – тавскочила и пошла на сестру с таким выражением, что Нинке стало не по себе. Лицоу Вики стало совсем красным, губы крепко сжались, а в глазах читаласьненависть. Она легко вытолкала оторопевшую Нинку из комнаты, закрыла дверь,собрала все игрушки, которые у нее отобрали, и спокойно играла до тех пор, покаизрядно струхнувшая Нинка не заглянула в комнату – убедиться, что Викауспокоилась. Девочка и в самом деле успокоилась, однако несколько дней старшаясестра вела себя тихо, опасаясь повторения инцидента.

Пару раз совершив одну и ту же ошибку, Нинка в дальнейшемстала осторожной и никогда в своей травле не доводила младшую сестру допоследней степени отчаяния. Она знала, что для нее самой это может плохозакончиться.

В ту секунду, когда Вика Стрежина поняла, для чего в коробкус консервами положили веревку, кошмар, возведенный ее собственным сознанием,рухнул раз и навсегда. Словно кто-то провел чистой тряпкой по мутному стеклу,на котором фантазия подсказывала облики чудовищ, вырванных из ее снов, и стеклоосталось лишь стеклом – чистым, прозрачным, за которым можно рассмотреть другоймир. Вернулись в океан мурены, по ночам заполняющие песок под Викиными ногами,растворились в небытии безголовые призраки; люди, преследовавшие девушку, ушлив песок, и только тихое шуршание осталось после них – слабый голос ветра,перекатывающего песчинки. Ушел самый главный страх – страх смерти водиночестве, наполненном призраками. Петля на конце длинной веревки сделалаВикторию Стрежину свободной. Она ясно ощутила, что одна на острове – совершенноодна, и никого не было рядом с ней все прошедшее время, и некого было умолять,чтобы ее отпустили, пощадили, избавили от мучений. В первый раз ее одиночество обернулосьсвободой.

– Он хотел, чтобы все закончилось именно так, –проговорила она, обращаясь не к неведомому «кому-то», не к пальмам, не кокеану, а к самой себе. – Я повешусь, и приключение завершится.

Она подняла голову и посмотрела в ту сторону, где запальмами и кустами скрывался второй остров. Сходящая с ума, почти сломленнаядевушка со спутавшимися светлыми волосами, слезящимися от солнца и ветраглазами, обгоревшей кожей стала прежней Викторией Стрежиной – сдержанной,упорной, искренней с другими и собой. Она больше не боялась.

Вика скрутила веревку в моток, надела на руку. Теперь оназнала, что нужно делать.

Аслан Коцба вышел из цветочного салона, держа в рукахнебольшой, со вкусом подобранный букет ирисов и желтых роз, и быстрыми шагами вошелв подъезд старого пятиэтажного дома номер двадцать пять. Стоявший за угломБабкин в очередной раз возблагодарил судьбу за то, что глава «Юго-запада»,несмотря на свой статус, редко пользуется охраной, иначе наблюдение за нимпревратилось бы в большую проблему. Оно и так осложнялось тем, что Коцба виделв лицо и Макара, и Сергея, а привлекать посторонних людей к расследованиюИлюшин не захотел. Однако отследив все маршруты Коцбы, напарники выяснили, чтоесть только один непроверенный маршрут, по которому шеф Стрежиной не ездит безшофера. Если по субботам Коцба отправлялся в пейнт-клуб, то во второй половинесреды он уезжал из офиса в соседний район и проводил в одной из квартирпанельного дома номер двадцать пять около часа. Затем возвращался обратно в офис,а вечером, уже на другой машине, шофер отвозил его домой – к жене и детям.

Бабкин потоптался на месте, дождался, пока за Коцбойзахлопнется дверь в подъезд, и направился к цветочному магазину, из которогоАслан вышел две минуты назад.

Спустя час с небольшим шеф «Юго-запада» спустился по вонючейлестнице, раздумывая, не купить ли еще цветов – просто так, чтобы поставить всвоем кабинете. Аслан любил сам составлять букеты, не доверяя продавщицам иконсультантам в салонах. Ему доставляло удовольствие чувствовать взгляды женщин– сначала чуть удивленные, затем восхищенные. Если удивление продавщицы моглискрыть, то восхищение – никогда: букеты у Коцбы получались необычные, красивые,как говорили сами консультанты – «авторские». На вопрос, где он научился таксоставлять композиции, Аслан лишь усмехался: этому не нужно учиться. Еслилюбишь цветы и чувствуешь их, букет сложится сам.

Он решил все же не заходить в салон второй раз, тем болеечто на хороший букет уходило много времени, а на шесть вечера у него быланазначена встреча. Сергею Бабкину, разговаривавшему с консультантами вцветочном салоне, повезло.