– Тогда откуда у него эта информация о планируемой краже на Будённого, двадцать четыре?

Виктор смотрел на начальника и искренне удивлялся. Неужели это человек не понимает о чём идёт речь. «А может быть наплевать на него, – подумал в этот момент Рыбак. – У него в голове сноп соломы. Моё вообще дело крайнее, я через месяц уеду в Белоруссию. Всё равно этот чудак на букву „м“, разогнал весь отдел. Я последний остался. Чего я пытаюсь ему втемяшить, что это липа? Пусть делает что хочет. Последний раз ему скажу, что не надо верить этой информации, а там его дело».

– Товарищ майор, вы дочитали мою справку до конца?

– Нет. А что?

– Там в конце я написал свой вывод.

– Какой? – Богатько опять схватил листок и забегал по нему глазами. – А! Этой информации не надо доверять. Понятно. Халатное отношение к делу, вот что это, Рыбак. Мы будем реагировать на эту информацию. Скажу больше: мы возьмём этого старика. Вот здесь он у меня будет, – при этом Богатько сжал свой пухлый маленький кулак и потряс им перед лицом Виктора.

– Разрешите идти, – понимая безнадёжность своих усилий, спросил Рыбак.

– Нет! Сейчас берёте всех оперов, едете на Будённого и вычисляете квартиры, которые могут ограбить. Понятно?

– А чего их вычислять?! Там всего…, – Виктор осёкся. Он решил не рассказывать о том, как год назад они уже устраивали засаду по этому адресу. И, что там всего одна квартира, которая интересна ворам. Он решил упростить свой текст. – Квартира номер двенадцать.

– Откуда знаешь?

– Сюневич выложил.

– Вот и хорошо. Я лично разработаю эту операцию. Передай всем: через час у меня.

1977 год. 5 мая. 21:34

– Он что, не мог за год ознакомиться с оперативными материалами? – спросил Куприянов.

– Представляешь, Василий, – Виктор налил себе и другу ещё немного вина. – Он вообще весь этот год вёл себя очень странно. Дела, которые не сулили никакой перспективы, быстро закрывались. Зиновьеву он не переносил. Он просто бегал от неё. Мы занимались только тем, что лежало на поверхности. Как только намечалась «засада», тут же дело спихивалось куда-то в район или зависало намертво.

– И всё сходило ему с рук?

– Это вообще необъяснимо. Хотя! Вспомни свою ситуацию в Геленджике.

– Да. Богатько, однако, мастер переворотов с ног на голову. И что же было с этой квартирой? Если мне не изменяет память, Туишева?

– Правильно. Квартира директора мясокомбината. Я был уверен, что это опять холостой выстрел. Хотя ни Туишева, ни его семьи в городе тогда не было. Они ещё перед выходными уехали.

– И ты оказался прав?

– И да, и нет.

– Как это понимать.

– Слушай дальше.

1977 год. 17 апреля. 20:40

Елена Яновна в этот выходной дежурила. Двадцать минут назад она вместе с группой выехала на улицу Будённого, двадцать четыре. Кража в квартире номер двенадцать. Хозяин квартиры, Туишев Наиль Мусаевич, директор мясокомбината, вернулся с семьёй из короткого отпуска и вызвал милицию. Из квартиры пропали деньги и драгоценности. Надо ли говорить, сколько денег и золота хранилось в квартире директора такого предприятия? И исчезло всё это вместе с железным ящиком, в котором сбережения и хранились. Размер ящика был примерно с небольшую коробку. Но самое печальное было в том, что дом номер двадцать четыре, двое суток находился под наблюдением оперативников отдела майора Богатько. Тем не менее, у них под носом квартиру обворовали. Ни входящих, ни выходящих посторонних, ни каких-либо стариков, оперативники не видели. Приезжали по аварийному вызову сантехники, но их оперативники негласно проверили. Подозрений работники ЖЭКа не вызвали. В невидимку Зиновьева не верила. Она смотрела в упор на раскрасневшегося Богатько и шипела ему в ухо:

– Как? Скажите как?

Богатько, пожимая плечами, тихо ответил:

– Я не знаю как. Но я…

– Я спрашиваю, – перебила майора Зиновьева, – как такие как вы, умудряются попасть в ряды милиции, да ещё дорваться до такой ответственной должности? Как, чёрт возьми?!

– Не смейте! – взвизгнул Богатько. – Не ваше дело! Вы лучше скажите…

– Молчать! – громко крикнула Зиновьева. Все присутствующие в квартире затихли. Богатько опешил от такого напора. Елена достала папиросу и, прикурив, спокойно продолжила. – Никто в этом управлении, слышите, никто не имеет большего права, чем я, следователь Зиновьева Елена Яновна, спросить с вас, крайне безответственного и непрофессионального офицера. Я воевала за эту страну, я поднимала её из руин, я боролась с бандитизмом, чтобы советские простые люди могли жить спокойно, могли спать спокойно, могли спокойно ходить на работу и делать свою страну лучше. А от таких как вы, майор Богатько, ничего хорошего ждать не приходится. Вы заняли место настоящего, с большой буквы, сыщика, Ильи Панкратова, и развалили всю работу. Я сегодня же доложу на самый верх о вашем несоответствии данной должности. Я буду требовать вашего отстранения от работы. Я бы не вашем месте, будучи мужчиной и офицером, застрелилась.

Наступила гробовая тишина. Если бы можно было, то все члены группы начали бы аплодировать. У каждого в душе было такое желание.

– Господи! – Зиновьева опустилась на стул. – Как же давно я хотела вам это высказать, – после этих слов она резким движением погасила папиросу и скомандовала. – Всё! Все взяли ноги в руки и за работу.

Через какое-то время к Зиновьевой подошла эксперт Татьяна Спиридонова и, подсев рядом, сказала:

– Елена Яновна, это старик.

– Уверена?

– Почерк его. Тютелька в тютельку. Я даже могу замок не изымать, а написать заключение прямо здесь.

– Таня, ты понимаешь, что этого не может быть. Опера пасли дом двое суток. Ни старика, ни кого-то постороннего не было. Понимаешь?

– Елена Яновна, – Татьяна поднялась и очень уверенно сказала, – я на сто процентов уверена, что это тот же самый вор и те же самые инструменты. Если в подъезд никто не заходил, значит, старик живёт в этом подъезде. Ищите.

1977 год. 5 мая. 21:40

– И что? – спросил Куприянов заинтригованный рассказом друга. – В какой-то квартире или на чердаке сидел, да?

– Нет, Василий Иванович, нет.

– Тогда как?

– До сих пор это загадка. Мы прошерстили весь подъезд. Каждую квартиру. На чердаке даже вентиляционные каналы разбирали. Глухо.

– Ты знаешь, Витя, я, как и Зиновьева, в невидимок и фокусы не верю. Неужели никто из жильцов не вызвал у вас подозрения? Хотя бы на долю процента. Вот на столечко, на край ноготка?

Рыбак отпил вина из своего стакана, наколол вилкой немного салата и медленно пережёвывая, продолжил:

– Василий, у тебя есть какое-то звериное чутьё. Я сейчас расскажу о тех квартирах, в которых работал сам. А ты выслушай и прикинь, может я чего пропустил.

– Валяй.

– Я с Пашкой Бобровым, это наш новый опер, работал на этом же этаже и этажом выше. Получается, пять квартир. Идём по порядку. Одиннадцатая квартира: молодая семья, двое детей. Квартиру оставили родители. Вселились в январе. В выходные были в гостях на даче у друзей. Вернулись в воскресенье вечером.

– Проверял?

– Проверил. Так и есть. Они отпали.

Куприянов достал свой заветный блокнот и всё подробно помечал.

– Десятая квартира: баба алкашка. Живёт уже месяц. Полкухни в пустых бутылках. Духан – жуть! Можно с порога закусывать. Хотя косит под интеллигентную даму. Прямо выпускница Смольного института. Эту квартиру с Пашкой вверх дном перевернули – пусто.

– Проверили, что месяц живёт?

– Проверили. Соседи подтвердили. Говорят тихая алкоголичка, никому не мешает. С утра убежит, а вечером возвращается чуть тёплая. Бутылка портвешка всегда в авоське и дешёвая закусь.

– Кто-нибудь к ней приходил?

– Приходили. Такие же «интеллигентные» дамы. Иногда с кавалерами.

– Тоже интеллигентными?

– А как же. Высшее общество. Разве что по-французски не говорили, а так полное соответствие.

– Дальше.

– Этажом выше. Тринадцатая – профессор Вешняков. Проректор нашего медицинского.

– Сразу отпадает.

– Это да. Тем более в выходные у них гостил сын с семьёй. Тут без вариантов. Четырнадцатая квартира: пустует. Владелец: Белогривенный Борис Михайлович. Проживает в Москве. В данный момент в командировке в Вене. Работает в торгпредстве. Проверили. Всё сходится.

– В квартиру