В то время как признание освобождения мусульман от подушного налога оставалось лишь старым, еще не забытым принципом, который был вновь введен в силу, запрет на дальнейшее отчуждение налогооблагаемой земли стал новой законодательной мерой, имевшей глубокие последствия. В его основе лежало историческое происхождение налогооблагаемой земли, а также оно проистекало из того факта, что во времена завоеваний к земле относились не как к военной добыче и не делили. Однако в то время это практическое следствие еще не успело проявиться.

Умар II потерпел неудачу. Методы, которыми он пытался действовать, неизбежно приводили к ухудшению финансовой ситуации. Принцип неотчуждаемости налогооблагаемой земли было невозможно провести в жизнь, и поставить преграду изменению формы собственности оказалось не проще, чем воспрепятствовать переходу в ислам. Более поздняя практика вернулась к методам аль-Хаджжаджа, но с тем отличием, которое, хотя с материальной точки зрения было незначительным, с формальной все же представляло большую важность. По сути, между хараджем и джизьей было проведено различие, которого не существовало прежде. Джизья, согласно этому различию, возлагалась на индивида и имела силу только применительно к немусульманам, и, когда они переходили в ислам, это бремя снималось с их плеч. Харадж, напротив, налагался на землю и не понижал статус индивида, его полагалось выплачивать даже мусульманам, владеющим налогооблагаемой землей. Поскольку земля была главным объектом налогообложения, подушная подать была очень небольшой жертвой[136]. Таким дешевым способом казна удовлетворила требования ислама. Это пример законной уловки – хитрости, к которой можно прибегнуть только в крайней необходимости, ведь с точки зрения простого человека, разумеется, не земля платит налог, а тот, кому она принадлежит.

Мы слышим о налоговой реформе последнего омейядского наместника Хорасана Насра ибн Сайяра. Он придумал нововведение, по которому дань в размере фиксированной суммы в качестве единовременной выплаты взималась только в качестве земельного налога с отдельных налогооблагаемых районов. Все собственники земли, мусульмане и немусульмане, арабы и иранцы, должны были вносить в него свою долю сообразно размеру своего имущества. Но подушная подать была от него отделена, и ее вносили только зороастрийцы, иудеи и христиане, но не мусульмане, даже новообращенные. Наср ибн Сайяр предвидел, что вследствие увеличения числа переходящих в ислам доходы стали падать, но это не имело большого значения в сравнении с тем фактом, что один земельный налог уже приносил в казну необходимый гарантированный доход. Эта норма была новой, она не существовала раньше и рано или поздно принесла плоды и в Хорасане, и в других частях исламского государства, потому что удачно примирила финансовые интересы с принципом освобождения граждан теократии от дани. Безусловно, этим юристы оказали услугу мелким землевладельцам, но то, что в действительности было результатом сложного процесса регулирования противоположных потребностей, впоследствии стало считаться неким само собой разумеющимся и всегда существовавшим законом. Если бы этот закон действительно имел силу с самого начала, тогда изначально не возникло бы никаких трудностей.

Мусульманским законоведам свойственна манера брать то, что складывалось постепенно и появилось по причине постепенно возникающих потребностей и тенденций, и прослеживать до некоего прецедента (в сунне) из жизни пророка или первых халифов и таким образом санкционировать. Так, они даже форму, которую после долгих колебаний в конечном счете приобрело налогообложение и административное управление, возводят к Умару I, который предпринял лишь самые первые, самые начальные шаги. Нам следует остерегаться исторического догматизма, чтобы по справедливости оценить действия аль-Хаджжаджа и Умара II. В первую очередь мы должны придерживаться сведений, сообщаемых нам подлинными историками, то есть старейшими, которые относились к фактам с большим уважением, частично полагались на документальные свидетельства и сообщали не столько о принципах правителей, сколько об их индивидуальных различиях, на основании которых нельзя делать легковесных обобщений. В эту структуру мы также можем вставить исторические свидетельства правоведов, у которых порой встречается очень многое, совсем не относящееся к их сфере компетенции и не зависящее от их предпочтений. Мои взгляды на этот трудный и спорный вопрос эволюционировали постепенно и небессистемно; для начала, я не составил коллекции данных, откуда они проистекают. Те данные, которыми я располагаю, я собрал здесь, и таким образом мы получили возможность добавить что-либо, не упомянутое в предыдущем кратком изложении.

Касательно аль-Хаджжаджа аль-Балазури сообщает нам, что он снова ввел харадж на те участки земли в Месене, которые были освобождены от налога по причине того, что они перешли во владение арабов либо их прежние владельцы перешли в ислам. Согласно отрывку, процитированному на с. 154, из «Аль-икд аль-Фарид» Ибн Абд Раббиха, аль-Хаджжадж также отослал мавали из Мусура назад по их деревням и городам. «Он сказал мавали: вы варвары и чужаки; ваше место в ваших городах и деревнях». Таким образом, он отправил их туда, куда пожелал, и приказал, чтобы иджлит Хираш ибн Джабир поставил у каждого на руке название того места, куда он был отправлен. Поэтому стих гласит: «Ты тот, на чью руку иджлит поставил клеймо, и твой предок бежал в Хакам»[137]; а другие гласят: «Деву, которая еще не знала, как гонят верблюдов[138], аль-Хаджжадж вытащил из укрытия. Если бы при этом присутствовал Амр ибн Хабал, клеймо не коснулось бы ее рук без жестокой борьбы». Когда позднее один из мавали по имени Нух ибн Даррадж стал кади в Басре, о нем сложили такой стих: «Видно, настал последний день, раз Нух стал кади! Если бы аль-Хаджжадж был еще жив, его рука не избежала бы клейма (аль-Хаджжаджа)»[139]. Этот факт также засвидетельствован у ат-Табари. Там говорится, что, дабы предотвратить сокращение дохода от дани, аль-Хаджжадж написал в Басру и другие города, что те мавали, которые иммигрировали туда из сельской местности, должны вернуться по своим деревням. Тогда изгнанные собрались в Басре, не зная, куда идти, и стали сетовать и призывать имя пророка. Благочестивые чтецы были на их стороне, и тогда они в свою очередь присоединились к чтецам, которые перебежали к Ибн аль-Ашасу, когда тот приехал в Басру.

По аль-Балазури, Умар II отменил включение мусульман в число облагаемых хараджем, сделанное аль-Хаджжаджем, не только в Месене, но и повсюду. В письме наместнику Куфы он излагает такой принцип: никакого хараджа для тех, кто принял ислам. По Феофану, он освободил от налога перешедших в ислам христиан.