Поскольку я оказался строго наказан и подвергнут остракизму(за отказ ехать к бабушке родители не разговаривали со мной полтора месяца), томне подарок не полагался. Так что вышла чистая экономия, которая пошла на благомоей сестре. Она получила свои сережки.

Какие-то глупые, дурацкие сережки, которые она через годпотеряла где-то на пляже. И целая человеческая жизнь. Славкина жизнь. Никогдане прощу.

…Я снова и снова вспоминал эту историю, слушая, как мамапоет Валентине дифирамбы за ее неусыпную заботу о брате и его душевном покое.Уж такая она добрая, такая внимательная, и при этом такая несчастная, ведь какнеудачно сложилась ее личная жизнь! Встретила человека, полюбила всем сердцем,честно все рассказала мужу и ушла от него, забрав дочь и отказавшись от разделаимущества, кто ж мог знать, что он окажется недостойным такой большой любви ибросит ее! И снова меня стал разбирать хохот. Знала бы она…

Но самый большой смех, просто-таки гомерический, напал наменя, когда пришли Михаил, Лариса и Юля. Моя глуповатая племянница считает себяпервой красавицей и ведет себя соответственно, хотя выглядит это порой безумнопотешно. У всех людей глаз лукавый, и видят они в большинстве случаев не то,что есть на самом деле, а то, что хотят видеть. Это нормально. Но у людей вродеЮльки или моей сестры Валентины, впрочем, как и у нашей матушки, сияособенность развита чрезвычайно. Судя по всему, Юля, наряженная в дорогоеплатье и украшенная Ларкиными бриллиантами, видела себя просто-таки принцессой,впорхнула в комнату и кинулась ко мне. Якобы поцеловать. На самом деле –продемонстрировать мне свое декольте и дать возможность вдохнуть аромат еедухов. Я же видел перед собой плохо накрашенную девицу в плохо сидящем наряде.Наверное, выходя из дома, Юля сделала хороший макияж, но нужно ведь уметьделать его так, чтобы он сохранял пристойный вид через несколько часов. Юлька,что очевидно, этого не умеет, и лицо ее после десяти часов безудержного весельяна приеме выглядело просто неумытым. И когда она наклонилась, чтобы меняпоцеловать, на меня резко пахнуло потом, а вовсе не дорогими духами. То естьзапах духов там присутствовал, но в смеси с потом, ароматом чесночных креветоки перегаром от выпитого шампанского получилось просто-таки тошнотворно.

Во мне нет ненависти к Валентине, я просто ее не люблю. ИЮльку не люблю. И Михаила. Я люблю только Музу и Дануську. И еще одногочеловека…

– Ну и что сказала эта твоя Нана Ким, когда ты описалей контакты господина Руденко?

Следователь Галина Сергеевна вооружилась очками, открылаблокнот и приготовилась записывать. Я с недоумением посмотрел на нее, непонимая, какое значение это может иметь в деле расследования убийства. Тем неменее честно напряг память и постарался воспроизвести наш с Наной тогдашнийразговор.

– Ничего особенного, – я пожал плечами. –Сказала, что подумает, соберет какую-нибудь информацию об этих людях.

– Но хоть какие-то имена показались ей знакомыми?

– Да, конечно. Даже я их знал, а уж она-то… Про кого-тоона сказала, что это в прошлом криминальный авторитет, который изо всех силстремится отмыть свою репутацию и пробиться в светское общество в качествеполноправного члена.

– Что, именно так и сказала? – Галина Сергеевнаприподняла очки и с любопытством посмотрела на меня. – Вот конкретнотакими словами?

– Такими, – подтвердил я. – Я точно помню.

– И о ком же она так высказалась?

– Вот этого не помню. Галина Сергеевна, столько временипрошло, вы поймите…

– И никаких фамилий ты тоже не помнишь? Я имею в видутех, кого назвала вам эта девочка, Юля.

– Нет, не помню. Я тогда все записал и передал Нане, ачерез полчаса забыл. Неужели это так важно?

– Как знать, Павлуша, как знать. – СледовательПарфенюк вздохнула. – Придется мне все-таки побеседовать с госпожой Ким.Надеюсь, у нее память получше. До сих пор я смотрела на это дело как на чистосемейное, потому что возможность совершить отравление была только у членов семьии совместно проживающих. Но теперь я подумываю и о другом варианте. Ведьзаинтересованные партнеры или соперники по бизнесу вполне могли вступить вконтакт с кем-нибудь из семьи, заплатить деньги или пообещать некие блага… Всеможет быть. Один человек убит, вся семья под подозрением, счета замораживаются,репутация фирмы шатается. Что может быть лучше для разваливания бизнеса?

– Но…

– Павлуша, – она строго посмотрела на меня, –тебе кажется, что я говорю глупости? Что так не бывает? Уверяю тебя, приналичии опытных и изворотливых юристов можно загубить любой бизнес и уничтожитьлюбую фирму, имея в активе только лишь невнятные слухи о том, что у владельца впрошлом были нелады с законом. Наше официальное правосудие демонстрирует этивыверты постоянно, вся страна уже потешается. А уж тут-то! Наличиекриминального трупа – это не просто нелады, и не в далеком прошлом, а внастоящем. Ну ладно, я уже поняла, что в этом вопросе ты мне не помощник. Тут ябуду сама разбираться. А ты давай-ка продолжай рассказывать про членов семьи.Что там и как, кто кого ненавидел и за что. Вот тут у меня записано, послушай:Валентина Олеговна плохо относилась к Ларисе Анатольевне. Анна Алексеевна тоже.Правильно?

– Правильно.

– Владимир Олегович недолюбливал Юлю. Так?

– Так.

– Сама Юля не любила Богдану.

– Да она вообще никого не любила, – вырвалось уменя в сердцах. – Кроме, может быть, Владимира. Она на него так смотрела,что даже мне стыдно становилось. Все-таки он ее дядя, а она с ним заигрывала,как будто он посторонний мужик. Но Михаила Олеговича она тоже любила, ластиласьк нему, подлизывалась, называла дядей Мишенькой.

– Ну, это как раз понятно, она рассматривала богатогодядю как источник финансирования. А что у нас с Музой Станиславовной? По твоимсловам выходит, что она существо абсолютно безобидное и беззлобное, к тому же счленами семьи она не очень-то контактировала. Как к ней относились? Что о нейговорили за глаза? И потом, из твоего рассказа совершенно выпала ЕленаТарасова. Ты только упомянул, что на нее никто не обращал внимания, а сама онастаралась быть как можно более незаметной.

– Ну… – я отвел глаза, – она же старалась бытьнезаметной. Вот я мало что и заметил.

– Павел, не крути. – В голосе следователязазвучали недобрые нотки. – Во-первых, «мало что» – это все-таки больше,чем просто «ничего». А во-вторых, за два года ты должен был много чего увидетьи понять.

Разумеется, Галина Сергеевна была права. Но мне так нехотелось говорить о Лене! Я старательно избегал даже упоминания о ней и глупонадеялся, что так оно и обойдется. Ан не обошлось. Значит, Муза Станиславовна иЕлена. Ну ладно, тогда все по порядку. То есть рассказывать следователю я будуизбирательно, ни к чему ее грузить мелочами и подробностями, но воспоминаниямведь не прикажешь, они текут свободно и разрешения у меня не спрашивают…