– Слушай, ты что, на малолеток переключился?

Стас никогда не был образцом деликатности, как, впрочем, ивсе те, в компании кого я привык проводить время. Мне не хотелось рассказывать,что и как, а к вранью я не приготовился, потому что не ожидал в такую раньвстретить в клубе знакомых, поэтому промолчал, а мой приятель между темпродолжал:

– Нет, я всегда знал, что ты тащишься от пышныхтелочек, но чтобы до такой степени! Она же тонны полторы весит, не меньше. Ейхоть восемнадцать-то есть?

– Слушай, заткнись, а? – миролюбиво предложиля. – Чего ты лезешь?

Никакого более вразумительного ответа у меня на тот моментне нашлось. Но, как оказалось, Стас им вполне удовлетворился.

– И где ты сейчас? Выступаешь где-нибудь?

– Нет, – я жестом указал на ногу, – покадолечиваюсь.

– А, ну ладно. – Его интерес ко мне моментальноугас.

Ну понятное дело, что с меня взять, если нельзя делать наменя ставки. Услышав, что я нигде не выступаю, Стас как-то быстро свернулразговор и распрощался со мной, и, хотя мы оба вернулись в ресторан, он сел застолик подальше от нас с Даной. В тот момент, когда мне принесли счет, я поймалего взгляд и со злорадным чувством протянул официантке кредитную карту. Пустьвидит. Пусть знает, что у меня все в порядке. Рано меня похоронили.

Наверное, кое-что из прочувствованного было написано на моемлице, потому что Дана спросила:

– Он вас расстроил?

– Кто? – нахмурился я.

– Этот ваш знакомый, с которым вы выходили. Он сказалчто-то неприятное?

И я решил не врать. Пусть девочка знает, что тягостныечувства бывают не у нее одной.

– Да, он меня очень обидел. Во-первых, он считал, что ядавно умер, а слышать такое не очень-то приятно. Во-вторых, он дал понять, чтоя ему неинтересен, потому что он не может делать на мне деньги. И это тоже неочень приятно. Ну что, пойдем? Нам пора ехать, а то из графика выбьемся, и твойпапа будет меня ругать.

Дана послушно поднялась, и я подал ей куртку. Нет, ей-богу,я ничего такого в виду не имел, просто какие-то крохи приличных манер родителямвсе-таки удалось мне привить. Что может быть естественнее, чем подать даме пальто?Я сделал это не думая, совершенно автоматически. Но Дане, по-видимому, никтоникогда не помогал одеваться, и она растерялась. Я стоял, держа в руках еекуртку, а она стояла передо мной и не знала, что с этим делать. А Стас сиделчерез несколько столиков от нас и со злорадной ухмылкой наблюдал за нами.Совершенно дурацкая ситуация.

– Повернись ко мне спиной, – едва разжимая губы,прошептал я, – я помогу тебе надеть куртку. Так положено. Мы в приличномобществе. Дама не должна надевать куртку сама, если с ней мужчина.

С надеванием куртки мы с грехом пополам справились, хотяпопасть в рукава Дане с первой попытки не удалось. Едва мы вышли из здания, какна нее снова напал колотун: народу прибавилось, и теперь ей предстояло пройтиметров триста до парковки отнюдь не по пустым аллеям, как рано утром. Дляпрепирательств не было ни времени, ни возможности, ибо я понимал, что Стаснаверняка смотрит в окно, оценивая мой выбор и прикидывая, есть моей дамевосемнадцать или все-таки нет и сколько она весит. Дана же стояла, какпримороженная к крыльцу, и не делала ни шагу. Прихватив правой рукой свою палкупокрепче, для устойчивости, левой я ухватил Дану и, снова прижав к себе еелокоть, буквально стащил с крыльца.

– Пойдем походим минут десять, – сказал яприказным тоном.

– Зачем?

Голосок слабенький, еле слышный. Господи, как же она боится,бедняжка! Еще бы, давно она не ходила белым днем по улицам, среди чужих людей.

– Подышим. Нам сейчас придется в машине как минимумполтора часа провести, а то и все два, если пробки. И вообще, когда расстроенчем-нибудь – очень полезно походить по воздуху. Тем более погода такаязамечательная. Ты солнца небось сто лет не видела.

Я говорил и упорно тащил Дану за собой. Пройдя метровдвадцать, она убедилась, что никто не оборачивается нам вслед, не смеется ивообще народ никак не реагирует на ее полноту, и зашагала чуть увереннее. Но явел ее не абы куда, а к лошадям. В клубе, помимо всяческих стрелковых радостей,была конюшня и инструкторы для любителей конного спорта. Если я хоть что-нибудьпонимаю в девичьей психологии, это должно было сработать безотказно.

– Смотри, – я показал ей девочку лет восьми,едущую верхом на лошади, которую вел тренер. – Не хочешь попробовать?

– Да вы что! Я свалюсь сразу же. И вообще, она меня невыдержит.

– Что за бред! – я искренне рассмеялся. – Тычто же думаешь, средневековый рыцарь в металлических доспехах и с оружием весилменьше тебя, что ли? И не мечтай. И почему ты должна свалиться? Смотри, какаядевочка маленькая катается – и ничего, не падает. Помнишь, Юля показывалафотографии, как она на лошади катается? Я тогда еще подумал, что у тебя должнополучиться.

– И я буду, как Юля? – робко спросила Дана,замедляя шаг, чтобы внимательнее присмотреться к маленькой наезднице.

– Да лучше ты будешь! Ты будешь в сто, в тысячу разлучше, чем твоя Юля! Почему ты должна быть «как Юля»? Зачем тебе на нееравняться? Она далеко не самая красивая девочка на свете, можешь мне поверить.Ты не Юля, ты – Богдана, и ты будешь сама по себе, такая, какая есть. Замечательная.Умная. Добрая. Красивая. Чемпионка по стрельбе и верховой езде.

– Да ну вас. – Она улыбнулась, кажется, впервые заэто утро. – Что вы, издеваетесь, что ли? Какая из меня чемпионка поверховой езде?

– Обыкновенная. Ты похудеешь немножко, потренируешься –и будешь тем, кем захочешь быть. Не захочешь быть чемпионкой – не будешь. Тыкем хочешь быть, кстати?

– Искусствоведом, как тетя Муза.

– Значит, будешь искусствоведом.

– А почему вы сказали, что я похудею немножко? –вдруг озабоченно спросила Дана. – Вы же обещали, что… ну, много.

– Ты похудеешь на столько, на сколько сама захочешь,все в твоих руках. Просто для того, чтобы садиться на лошадь, тебе надосбросить совсем немножко, и дело тут не в лошади, а в тебе самой. Лошадьвысокая, ты сама видишь, и, чтобы сесть в седло, надо сделать определенноедвижение, которое у тебя пока не получится. Если ты готова начать заниматьсяверховой ездой, мы будем дома делать специальные упражнения, чтобы укрепитьнужные мышцы.

Мне казалось, я ее почти уговорил, и сама идея показаласьмне просто блестящей, но в этот момент выяснилось, что не мы одни смотрим надевочку и лошадь. Рядом с входом в конюшню стояла пара – по-видимому, родители,а по меньшей мере человек пять остановились на аллее и тоже с умилениемрассматривали юную амазонку.

– Нет, – решительно сказала Дана, – я не будукататься верхом.