— Убрал самую толковую, — процедила Tea: не длятого, чтобы польстить покойной Канунниковой, а для того, чтобы уязвитьоставшуюся в живых Майерлинг.

— Вот именно. — Софья чуть не плюнула сдосады. — И здесь она умудрилась всех обставить. Проскочила первая…

Но развить тему не удалось.

Провозвестник бесплатной раздачи шуб Фара, до этоговыступавший лишь бесплатным приложением к горке с посудой, неожиданно хлопнулсебя по лбу и расхохотался.

— Мобильник! — заорал он. — Мобильник, нуконечно же! Как я мог забыть! У меня же мобильник!.. Он наверху, в комнате!..

По залу пронесся ветер надежды.

— Вы идиот, — пропела Минна.

— Ненормальный, — пропела Tea.

— Полный кретин, — заключила Софья. —Отправляйтесь за ним немедленно!

Отправиться за телефоном немедленно означало только одно: Фарадолжен покинуть зыбкий островок безопасности и отправиться в путешествие подому. Но предпринимать этот вояж в одиночку он явно не хотел. И потомуобратился к жалкому подобию Терминатора — господину Рабенбауэру.

— Вы не составите мне компанию, Райнер?

— Думаю, будет лучше, если господин Рабенбауэростанется тут. — Софья все еще питала надежду, что дутые мускулы немцаспособны оградить слабых женщин от непредвиденных ситуаций, в том числе — и отнового татаро-монгольского нашествия. С ножами, топорами, ракетными установкамии ядохимикатами на все случаи жизни. Как же она заблуждается, бедняжка!..

Фара с надеждой посмотрел на Чижа. Нет, Чиж никуда не уйдет.Чиж не двинется с места. Уйти из зала означало бы потерять контроль надситуацией. А Чиж был полон решимости передать тело Аглаи компетентным органам.С рук на руки…

— Если вы не возражаете, пойду я.

Мое предложение не вызвало у режиссера особого энтузиазма,но это было лучше, чем ничего. И Фара скрепя сердце согласился.

* * *

…Почему все опустевшие дома выглядят так подозрительно? Ипочему они так похожи на декорации?

Эти немудреные мысли пришли мне в голову, как только мы сФарой покинули зал и очутились в холле. Гепард с пумой, разномастные ножи,булавы и арбалеты, вазы с бессмертником и высохшими камышами — все было насвоих местах. Ковры все так же застилали пол, обволакивали стены и потолок — нотеперь они вовсе не казались настоящими.

Театральный реквизит — только и всего.

Если бы я сейчас отогнула тяжелый край какого-нибудь ковра,то обязательно обнаружила бы чернильный штамп: “К/с “Ленфильм”; если бы ясейчас заглянула в пасть гепарду, то обязательно обнаружила бы вензеля магазина“Рыболов-охотник”. И личинки моли, усеявшие вензеля… А оружие на стенах!

Крашенное серебрянкой дерево, не иначе!

Только непроницаемый служка Ботболт придавал этому домудостоверность. Но стоило ему исчезнуть — и лак на табакерке облупился, да исама она пошла трещинами. И превратилась в никчемный театральный задник.

Даже смерть выглядела здесь бутафорски: Аглая заслуживалабольшего, чем умереть на пыльной авансцене…

— Не плачьте, пожалуйста, — дрожащим голосомпопросил меня Фара. — Я и сам сейчас заплачу.

— Простите…

— Нет, ничего. Я все понимаю.

Перед тем как подняться наверх, мы, не сговариваясь, подошлик двери, ведущей наружу, к такому недосягаемому, если верить Райнеру-Вернеру,гаражу. Забежав чуть вперед, Фара толкнул передо мной дверь; как и всевосточные люди, он был галантен. Но при данных обстоятельствах это былагалантность растерянного лучника — по отношению к своему щиту.

— Прошу вас!

Я шагнула на крыльцо, и ровно через две секунды убедилась,что Райнер был прав. Во всяком случае, в пункте, обозначенном как “метель”.Всего лишь несколько часов назад в окрестностях дома гуляло низкое солнце ипосапывали самые безмятежные снега. Теперь же ни о каком покое не было и речи;природа как будто впала в ярость от одной мысли, что Аглая Канунникова мертва.

— Гараж справа, — сладким голосом подсказал мнеФара.

Я вытянула руку вперед, и она сразу же исчезла в снежнойкруговерти.

— Думаете, нам стоит рискнуть?

— Почему бы и нет?

Авантюра. Чистой воды авантюра. Особенно если учесть, что наулице минус десять, а на мне нет даже завалящего свитера.

— Хорошо, давайте попробуем.

— Тогда вы первая, а я за вами.

Но нам не удалось даже спуститься с крыльца: где-то совсемрядом раздался приглушенный метелью собачий вой, и идти к гаражу мне сразу жерасхотелось. Так же, как и Фаре. Проклиная снег, собак и обстоятельства, мывернулись обратно в дом.

Ничего не поделаешь, остается только уповать на мобильникрежиссера. Добраться до него будет гораздо проще.

На узкой лестнице, ведущей наверх, Фара попытался затеять сомной столь же узкопрофессиональный разговор.

— Вы — личный секретарь Канунниковой, насколько японял.

— Да, — сказала я, хотя справедливее было быответить “уже нет”. Когда все закончится (а когда-нибудь все обязательнозакончится), я вернусь в Питер, к швейной машинке “Минерва” и к мадам Цапник —вечной, как гробница фараона Рамзеса. И верной, как сорок тысяч братьев. Уж сней-то наверняка ничего не случится.

— У вас ведь есть эксклюзивные материалы, Алиса…

— В каком смысле?

— В самом прямом. После того, что произошло… Словом,можно ожидать очередного всплеска интереса к Канунниковой. Будут передачи, явам голову даю на отсечение…

— И что?

— Мне бы хотелось снять о Канунниковой что-нибудьэлегическое. И я хотел бы заручиться вашей поддержкой. Свидетельства очевидцев,людей, которые близко знали покойную, вы представляете, как это важно?

Сейчас я лягну его ногой!

— Этот товар выгодно продастся, и вы сможете получитьнеплохие дивиденды! Засветитесь на телевидении… Есть в вас нечто такое… Скрытоеобаяние, да! Камера его обязательно проявит, ручаюсь.

Если я лягну его, он не удержится и скатится вниз по крутымступенькам. Какое-нибудь острое ребро, какой-нибудь выступ, за которые таклюбят цепляться виски и позвоночники, — и все! Второй труп этому домуобеспечен.

— Сейчас самое благодатное время, — продолжалувещевать меня Фара. — Как вы не понимаете? Пара месяцев — и о ней всезабудут… Появятся новые кумиры. Вы только подумайте! Некоторые наизнанку готовывывернуться из-за двух строчек в “желтой прессе”, а здесь — целая программа!..

Пока я примерялась, как бы сподручнее пнуть мерзкого типа вживот, Фара неожиданно остановился, хлопнул себя по лбу и принялся хохотать. Идаже сделал несколько фривольных движений: ни дать ни взять — свадебный танец“Рачпурати, рагав рая, а-а-а!”. На фоне цветущих персиков и реки Брахмапутра.