Нет ответа.

Я осторожно спустилась по лестнице, остановившись на нижней ступеньке, чтобы убедиться, что дома никого нет. Джоан осталась с сестрой после ссоры, но кто знал о мистере МакКиббине. У меня только формировалось мнение об отце Лорен. Угрюмый и негостеприимный, он говорил со мной односложно и всего несколько раз, когда я с ним сталкивалась. Иногда он и вовсе просто кивал, сверкая белым шрамом под его подбородком, когда я проходила через парадную дверь. Я его немного боялась.

– Здравствуйте, – позвала я, хотя была середина ночи.

Из гостиной доносилось только тиканье часов. На стене у лестницы висели фотографии скаковых лошадей и коллаж с семейными фотографиями МакКиббинов. Я потратила некоторое время на изучение каждого фото и нашла Стюарта в подростковом возрасте. На одном снимке он был по шею закопан в песок, а на другом держал футбольный трофей, ему было четыре или пять лет – сплошные уши и зубы.

Я прошла на кухню, где вытащила батон из хлебницы и проглотила сразу два целых ломтика, запихивая их себе в рот. Затем я встала у холодильника и нашла банку Hellmann’s[51], несколько кусочков сыра и банку клубничного джема. Достав все это, я вытряхнула сначала розовое варенье, потом майонез и сверху размазала сыр. В совокупности это оказалось на удивление вкусно, насколько я помню. В том возрасте я была постоянно голодна, не обращала внимания на калории и жир, отчаянно пытаясь отрастить бедра.

Часы мигнули два двадцать один.

Взяв второй бутерброд, я отправилась на поиски других фотографий Стюарта. В этом доме, где он вырос, были спрятаны маленькие подсказки о нем, которые нужно было отыскать и постараться открыть его, понять. На самом деле я думаю, что он не был особенно сложным человеком. Не знаю, какие секреты, как мне казалось, он скрывал, но я хотела знать о нем все. Несмотря на то, что у него была девушка и они жили вместе. Несмотря на то, что у этой девушки был ребенок, Кайл, хоть биологически его отец не Стюарт, но все же можно утверждать, что он был родителем мальчика. Несмотря на все это, я решила, что нам двоим суждено быть вместе. Это была моя первая настоящая любовь. Меня лапали во время школьных балов, мальчики обнимали меня за ягодицы, пока мы танцевали медляки. Некоторое время я дружила по переписке с учеником Итона, сыном старшего друга моего отца, пока наши родители не настояли на том, чтобы однажды на Рождество мы вместе пошли на урок шотландских танцев. Руки Хамфри были маленькими и липкими, его дыхание было болезненным, и он, к моему ужасу, был одет в бархатный жилет и клетчатые брюки; мы перешли к The Dashing White Sergeant [52]. Больше я ему никогда не писала. По сравнению с этими мальчиками Стюарт был Адонисом – сверхчеловеком, колоссом, высеченным из камня. Я была одержима.

Я толкнула локтем дверь в так называемую гостиную, которая была очень аккуратной и почти не использовалась, поскольку Джоан и Лорен смотрели телевизор на кухне, а мистер МакКиббин всегда был в пабе. По словам Лорен, единственным человеком, кто входил туда, был ее брат после того, как он ссорился со своей девушкой и ему нужно было где-то спать. По этой причине мне казалось, что эта комната принадлежит Стюарту. Там был диван в цветочек с белыми кружевными салфетками на каждом подлокотнике и вышитыми подушками, на которые, как мне казалось, он укладывал голову. Снаружи свет пробивался от уличного фонаря, и я подняла подушку, чтобы найти прядь его волос или другие признаки его присутствия. Думаю, я даже понюхала ее. Обхватив подушку рукой, я ходила в темноте, прищурившись на гнездо из трех лакированных столов, украшенных розами, и юбилейные часы под стеклянной банкой с маленькими шариками, гипнотически покачивающимися в желтом уличном свете. Напротив двери стоял комод, на котором были расставлены различные фарфоровые статуэтки, в основном животные: мыши, ежи, много лошадей и одна синяя доярка голландского вида. Я взвесила в руках шайрскую лошадь и погладила ее блестящий хвост, прежде облизнув пальцы от джема и майонеза. На верхней полке были гоночные трофеи и выцветшие розетки, которые меня не особо интересовали, так как принадлежали мистеру МакКиббину. Но когда я открыла нижний шкаф, я сорвала джекпот. Минимум три или четыре коробки из-под обуви, набитые желтыми конвертами Codak. Там, безусловно, было все, что мне нужно знать о Стюарте.

Открыв первый пакет, я оставила жирный отпечаток на верхней фотографии.

– Вот черт.

Я вытерла ладонь о голую ногу.

– Плохая, плохая, Златовласка, – сказал голос в темноте.

Я закричала. Моя рука в испуге дернулась, фотографии разлетелись по полу, как игральные карты.

30

Мы назвали нашу дочь в честь бабушки Юргена. Это не первый и даже не второй вариант. Но прошла неделя, затем еще и еще, а ребенок не может оставаться без имени так долго. Я бы все отдала, чтобы быть как Скиппер, которая в тринадцать лет вела список имен в конце своего дневника: две начертанные карандашом колонки – мальчики и девочки.

С той минуты, как мы вместе с дочерью возвращаемся домой, все отмечают, насколько мы с ней похожи: наш педиатр, наши друзья, даже наш домовладелец – постоянно курящий армянин, который держит ее под мышкой, как буханку матнакаша, и смотрит сначала на меня, затем на ребенка, шевелящего пальцем между нами.

– Одно лицо, одно лицо, – говорит он.

Я киваю, хотя понятия не имею, о чем он говорит. Ребенок выглядит как младенец. Тем не менее Юрген висит над колыбелью, исследуя физиономию нашей дочери, пытаясь отыскать частичку себя среди моих черт лица.

– Хорошо, Магдалена, – сдаюсь я, сочувствуя ему. – Давай назовем ее так.

Его лицо светится.

– Правда?

Могло быть и хуже. В его семье есть женщины, которых зовут Гервальта, Вальборга и Эдельтрауд.

– Привет, Магда, – пробует он. – Мэгги, Мэгги, Мэгги.

– Лена, – говорю я, наблюдая, как ее крохотный птичий рот открывается и закрывается, ее язык щелкает. Голодная. Яростный хмурый взгляд с красным лицом, мало чем отличающийся от Джерри Лейк.

– Да, – говорит Юрген. – Лена.

Мы снова переезжаем. На этот раз в Лос-Анджелес, где Юргену предложили бесплатное место в студии и преподавательскую работу. Но вместо того чтобы собираться в Калифорнию, я сижу среди картонных коробок в гостиной и не могу начать. Я беру одно из одеял Лены, смотрю на него и снова кладу. На этот раз она не воет. Она заснула на спине, раскинув руки,