Пожилая дама, сидевшая в маленькой тележке идержавшая картонку с надписью «Негде жить. Могу мыть полы. Хочу есть», получалакарамельный макьято. Вскоре я узнала, что ее зовут Тереза, и сначала покупалаей латте, как Миранде. Она всегда благодарила, но не притрагивалась к кофе,пока он был еще горячий. Когда я наконец спросила ее, должна ли я перестатьприносить ей кофе, она энергично затрясла головой и прошамкала, что терпеть неможет привередничать, но ей бы хотелось чего-нибудь послаще, потому что этоткофе для нее слишком крепкий. На следующий день я принесла ей латте с ароматомванили и взбитыми сливками. Ну как, это лучше? О да, это намного, намноголучше, но, пожалуй, чересчур сладко. Еще через день я наконец ей угодила:оказалось, что Тереза всем прочим сортам предпочитает неароматизированный кофесо взбитыми сливками и жженым сахаром. Она расплывалась в беззубой улыбке ипринималась жадно глотать кофе сразу же, как только я подавала ей чашку.

Третья кружка кофе предназначалась Рио,нигерийцу, который торговал CD-дисками с одеяла, разложенного у подножия «БашниТрампа». Он вряд ли был бездомным, но однажды, когда я подавала кофе Терезе,подошел ко мне и сказал – а точнее, пропел: «Ну и ну, вы фея из кафе„Старбакс“? А где же мне-е?» На следующий день я принесла ему грандекапуччино-амаретто – и с тех пор мы стали друзьями.

Каждый день я тратила на кофе на 24 долларабольше, чем это было необходимо (латте Миранды стоил всего четыре доллара),чтобы провести еще одну подпольную акцию против компании, – так я мстила им зато, что они отдали столько бесконтрольной власти в руки Миранды Пристли. Ятратила их деньги на людей запущенных, грязных и чокнутых – и если бы ониузнали об этом, то и в самом деле почувствовали бы себя униженными, а значит, ядобивалась своей цели.

Когда я вошла в вестибюль, Педро, разносчик из«Манхьи», болтал с Эдуардо по-испански.

– А вот и наша девочка, – сказал Педро, инесколько трещоток уставились на нас. – У меня, как обычно, бекон, колбаса ичто-то вроде сыра. Сегодня только один сорт. Не знаю, как ты ешь эту гадость иостаешься такой же худой, – ухмыльнулся он. Я подавила желание сказать ему, чтоон еще не видел по-настоящему худых. Педро, конечно, знал, что не я съедаю егозавтраки, но, как и любой из дюжины людей, с которыми я разговаривала до восьмичасов, не знал всех деталей. Как обычно, я дала ему десятку зачетырехдолларовый завтрак и поднялась наверх.

Когда я вошла в секретарскую, Мирандаразговаривала по телефону, а на моем столе распласталось ее полупальто иззмеиной кожи от Гуччи. У меня застучало в висках. Неужели она сдохнет, еслисделает пару лишних шагов к шкафу, откроет его и повесит на плечики своесобственное пальто? Почему она позволяет себе бросать его на мой стол? Япоставила кофе, посмотрела на Эмили, которая разговаривала одновременно по тремтелефонам и которой было не до меня, и повесила змеиную кожу в шкаф, вытащивоттуда свою собственную одежду и сложив ее, чтобы затолкать под стол: ведь онамогла бы заразить ее пальто, если бы осталась висеть рядом.

Я схватила два куска нерафинированного сахара,ложечку и салфетку из запаса, который был у меня в ящике стола, и сжала их вкулаке. Подавила вспыхнувшее было желание плюнуть в ее кофе, достала с полкифарфоровую тарелочку и положила на нее жирное мясо и влажный сыр. Вытерла рукио ее грязные вещи, спрятанные у меня под столом, чтобы она не видела, что ихеще не забрали. Теоретически я должна была мыть ее тарелку в раковине на кухнекаждый раз, как она поест, – но тут уж я ничего не могла с собой поделать. Мытьее тарелки на глазах у всех было слишком унизительно, поэтому я их не мыла, авытирала салфетками и отскребала остатки желтка и сыра ногтями. Если тарелкабыла очень грязной – или все уже успело присохнуть, – я открывала бутылку«Пеллегрино» и наливала немного в тарелку. Я не очень переживала из-заморальной деградации – настораживало лишь, что планка снизилась так легко.

– Помните, я хочу, чтобы мои девочкиулыбались, – говорила она в телефонную трубку. По интонации я поняла, что онаразговаривает с Люсией, директором отдела моды, отвечающей за экстерьерманекенщиц на предстоящей фотосессии в Бразилии. – Счастливые, белозубые, здоровые,ухоженные девочки. Никакого уныния, никаких мрачных тонов, макияж толькосветлый. Я хочу, чтобы они сияли. Я говорю серьезно, Люсия, ничто другоенеприемлемо.

Я поставила тарелку с сандвичем на край еестола, рядом пристроила латте, салфетку и все прочие принадлежности. Она наменя не взглянула. Я помедлила с минуту: вдруг она даст мне стопку бумаг,которые надо отослать по факсу, или просмотреть, или разложить по папкам, – ноона не обращала на меня никакого внимания, и я вышла. Восемь тридцать утра.Всего три часа, как я на ногах, а мне кажется, что я проработала вседвенадцать. Сейчас я могла присесть – первый раз за все утро. Но лишь только ясобралась залезть в свой электронный почтовый ящик, посмотреть, нет ли тамкаких-нибудь вестей из внешнего мира, как появилась она. На ней были жакет изтвида с ремнем, туго стягивавшим ее и без того тонкую талию, и прекрасногармонировавшая с жакетом узкая юбка. Она выглядела сногсшибательно.

– Ан-дре-а. Кофе ледяной. Не могу понятьпочему. Думаю, вы отсутствовали слишком долго. Принесите мне другой.

Я сделала глубокий вдох и постаралась, чтобына моем лице не появилось выражение ненависти. Миранда поставила невыпитый кофена мой стол и взяла оставленный для нее свежий номер «Вэнити фэар». Ячувствовала, что Эмили смотрит на меня и что во взгляде ее смешались сочувствиеи злость: ей было жаль, что мне придется повторить чертову гонку, но оназлилась на то, что я смею из-за этого расстраиваться. В конце концов, разве неради такой работы, как у меня, миллионы девушек готовы на все, что угодно?

Я издала выразительный вздох – тщательноотрепетированный, настолько громкий, чтобы Миранда могла его слышать, но все жене настолько, чтобы она потребовала объяснений, – снова надела свое пальто ипоплелась в направлении лифта. Мне предстоял мучительно долгий день.

Второй кофейный забег прошел более гладко.Народу перед кафе немного поубавилось, и Марион уже была на своем рабочемместе. Она лично принималась готовить кофе Миранде, когда я за ним приходила.На этот раз я не думала снова выступать в роли растратчицы – уж очень мнехотелось поскорее вернуться и сесть, – но все же заказала два добавочныхкапуччино для себя и Эмили в качестве компенсации. Когда я расплачивалась,зазвонил телефон. О, черт, эта женщина невыносима. Ненасытная, нетерпеливая,невозможная. Всего четыре минуты, как я ушла, из-за чего тут же лезть на стену?Снова одной рукой я держала поднос, а другой полезла в карман за телефоном. Яуже решила, что такое свинство с ее стороны дает мне право выкурить еще однусигарету – и не важно, что это будет стоить ее кофе еще нескольких минут, – нотут увидела, что это звонит Лили со своего домашнего телефона.