Тогда немыслимым прыжком она скакнула на травянистуюобочину, перебежала на вспаханную землю, кинулась прочь по полю. Но ноги вязлив земле, и Алена споткнулась, упала. Мопед перелетел через обочину и тяжелоплюхнулся в борозду, но человеку в каске удалось сохранить равновесие изаставить мопед двигаться по неровной, мягкой земле. Алёна поняла, что от негоне убежать. Она вскочила, метнулась туда-сюда, снова упала, ударившись коленомо некстати попавшийся камень, довольно увесистый булыжник. Треск мопеда, вязкий,натужный, раздавался уже рядом. Она резко выпрямилась и, увидев около себякрасную каску и мотоциклетные очки, ударила выхваченным из-под коленки камнемкуда-то вперед, то ли по очкам, то ли по каске, она не видела, потому чтозажмурилась.

И тут же ощутила, что мопедист упал, что угрожающий трескмопедного мотора умолк. И кинулась, кинулась, спотыкаясь и снова падая, себя непомня от страха, к дороге. Саднили колени, разбитые о камни, а руку онаободрала, задев о мопед. Не понимала как, когда почувствовала под ногамитвердое – асфальт шоссе, – и, взвизгнув, понеслась, не видя, не понимая куда…Вперед, вперед! Оглянулась только раз, чтобы увидеть лежащего человека вкрасной каске, и мысль, что она убила его, вдруг словно прострелила… Алена дажекачнулась вперед, словно получила удар в спину, да так и побежала, изредкасмахивая слезы, прямо лившиеся из глаз, громко всхлипывая и подавляя желаниезакричать в голос.

Шум мотора за спиной заставил-таки ее вскрикнуть и побежатьеще быстрее, но вот красный «Лендровер» скользнул мимо и остановился, чутьперегородив дорогу.

– Элен, вы не устали? – выглянул надменно улыбающийсяМанфред. – Может быть, вас под…

И осекся, и выскочил из машины, и встревоженно уставился наАлёну:

– Diablerie! Чертовщина! Что с вами?!

Она выставила ладони, отскочила на обочину:

– Не подходите!

– Но у меня и в мыслях не было… – пробормотал Манфредобиженно, однако обида мигом слиняла с лица, он вгляделся в Алёну пристальней:– Вы что, упали? Да что с вами?

У нее колени и руки были в крови и грязи, майка в земле,лицо в потеках слез и размазанной пыли.

«Он ехал с той стороны, откуда я бежала, – промелькнуло в ееголове. – А что, если это был он? В его громадной машине вполне можно спрятатьмопед. И если посмотреть, он там и окажется… Глупости, нет, зачем ему возитьтакую опасную улику, мопед он затащил в кусты и оставил на опушке леса. Машинаего, конечно, стояла на просеке в укромном месте, он только на мгновениепотерял сознание от удара, потом очнулся, спрятал мопед в кустах, кинулся кмашине и понесся меня догонять…»

Она не сводила глаз с Манфреда, оглядывая его одежду иотыскивая на ней следы грязи. Успел переодеться? Она никак не могла соотнестисвои действия со временем и не понимала, сколько минут, часов прошло с тех пор,как человек на мопеде гонялся за ней по полю, пытаясь раздавить. Она словно быувидела, реально увидела, как лежит плашмя, не в силах подняться, а мопед переезжаетчерез нее, прямо по животу, и…

Алёну качнуло, ноги подкосились, она плюхнулась на обочину.Тошнота подкатила к горлу, и в такой холод бросило! Кажется, у нее обморок?

Манфред метнулся к ней, и это помогло удержать уплывающеесознание. Алёна так заорала, выставив ладони: «Не подходите!» – что оноцепенел.

Сзади раздался сигнал: черная «Мазда» не могла объехатьперекрывший дорогу «Лендровер» Манфреда. Он сел за руль, и Алёна взмолилась,чтобы обиделся, нажал на газ и укатил восвояси (век бы его не видать!). ОднакоМанфред всего только съехал на обочину и снова заглушил мотор. Водитель черной«Мазды» промчался мимо, помахал сидевшей на траве Алёне. Она его даже не разглядела,только увидела приветственно взмахнувшую ладонь – и стало полегче.

Теперь ее видел посторонний человек. Если что, естьсвидетель того, что они с Манфредом были тут вдвоем. Теперь Манфред – еслиименно он был на мопеде – побоится ее убивать при дороге. Может быть, он уедет.Тогда она доберется до Муляна и уговорит Марину немедленно уехать. Ой, какойкошмар… А вещи?! У них море вещей, послезавтра должен приехать Морис на машине,взятой напрокат именно для того, чтобы всю гору дамского и детского барахлавывезти в Париж…

Она отвлеклась и не заметила, что Манфред уж совсем близко.«Подкрался! Сейчас набросится на меня! Он не испугался свидетеля!»

Шум мотора – и рядом замер побитый невзрачный джип. Из окнавысунулся человек – бледный, полный, встревоженный:

– Доброе утро, господа! Элен, Манфред, что-то случилось?

Да ведь это Доминик. Тот самый, кто был на аперитиве уЖоффрея и у кого шампиньонница в Самбуре.

Алёне мгновенно стало легче. Еще один свидетель!

Но тут же она бросила взгляд на побитый джип – ипризадумалась. В случае чего мопед вполне мог поместиться и здесь… А вдруг там,на поле, на нее напал Доминик?

Ну, даже если так, сейчас, значит, все равно бояться нечего,потому что при Манфреде он ее не тронет. Манфред ее защитит!

Внезапное превращение Манфреда из убийцы в защитникаоказалось настолько стремительным, что Алёна невольно хихикнула, и если в еесмешке прозвучала изрядная доля истерики, то понять ее вполне можно.

– Что ж такое тут происходит?! – продолжал взывать Доминик.

– Слушай, скажи, я похож на злобного лесного разбойника? –угрюмо спросил Манфред.

Доминик бросил на него оценивающий взгляд:

– Да. А что?

Манфред опешил. Алёна же начала хохотать. Но истерическиеповизгивания сделались настолько явственными, что она постаралась унять своевнезапное веселье.

– Ну ты, знаешь, тоже сегодня… ты вообще на призрака похож,– пробурчал Манфред. Кажется, он был настолько обижен, что даже слов не могподобрать.

Алёна взглянула оценивающе. Да, Доминик был бледенвпрозелень, а под глазами залегла синева.

– Не спал ночь, – угрюмо буркнул он. – Матери было плохо,провозился с ней. К утру ей только легче стало, даже вздремнуть успела передтем, как коров выводить, а я так и не уснул. Сейчас голова чугунная, а надо вНуайер – там на почте потеряли каталоги по новым кормам для коров, высланныемне из Дижона, надо разобраться.

Бог ты мой, сообразила Алёна, так вот почему мне показалосьзнакомым лицо старухи в халате с розами! Она похожа на Доминика. Или Доминикпохож на нее? Без разницы, ведь они мать и сын. Да уж, вид у нее былнездоровый, что да, то да.