Хм, она даже заикаться начала.

– Такие, какие случились у тебя нынче утром. Имей в виду,что сегодня тебя просто хотели попугать, чтобы впредь ты была покладистей. Ноесли завтра ты не вернешь дневник, придется плохо всем, не только тебе. Ишькакие девчонки хорошенькие у Марин, какие веселые, как хохочут громко! – Доменя из сада Гийома доносились их голоса. – Ты же не хочешь, чтобы с нимичто-то случилось, верно? Да и тебе, наверное, жить не надоело? Верни дневник.Ты слышишь?

– Хорошо, – еле выдохнула она. – Куда и кому его передать?

Кому? Ишь ты, какая умная! Так я и позволю тебе увидетьсебя. Да и Багарёра ты можешь узнать. Сегодня ему повезло, он нагнал на тебятакого страху, что ты не разглядела толком человека в красной каске, но ктознает, вдруг в следующий раз ты окажешься хладнокровней и не только стукнешьего камнем по каске, но и сможешь сдернуть ее с него?

– Завтра в семь утра выходи на дорогу на Сен-Жорж и беги допервого поворота направо. Там начинается просека, которая приведет тебя наполяну. На поляне стоит заброшенный вагончик электромонтеров – линию через леспровели, а вагончик так и оставили. Зайдешь внутрь. Посреди вагончика будетстоять бак с крышкой. Положишь дневник туда и спокойно уйдешь. И все, большетебя никто не тронет, можешь не волноваться!

– А я волнуюсь, вообразите себе, – ядовито сказала Алёна. –Волнуюсь и не доверяю вам. Дневник я, конечно, верну, но ни в какой вагончик нина какой просеке не пойду. Не нравятся мне ваше обыкновение людей в лесзаманивать, чтобы у них потом сердечные приступы случались!

У меня пересохло в горле. Хорошо, что рядом на столике стоялстакан с водой. Я торопливо глотнула…

Да, не зря я сразу почувствовала, что от нее исходитопасность. Она слишком умна. Слишком догадлива! Надо было Багарёру нынче утром…

Нет. Тогда дневник пропал бы.

А, да уж лучше пусть пропал бы дневник, чем пропаду я из-зачрезмерной догадливости русской девки!

Ладно, минувшего не воротишь, никто не знает этого лучше,чем я. И все же унывать рано. Если я смогла справиться с мужчиной, неужели не справлюсьс женщиной?

– Совершенно не пойму, о чем ты говоришь, – сказала ясовершенно хладнокровно. – У тебя бред со страху. Но не бойся. Вернешь дневник– и всё: все твои страхи сразу кончатся.

Верно, кончатся. Мертвые не боятся!

– Я же сказала вам: дневник верну, он мне не нужен, но ввагончик не пойду. Я положу его под дубом.

– Под каким еще дубом?

– На той же дороге в Сен-Жорж, только не слева, а справа,есть холм. На холме стоит одинокий дуб. Он со всех сторон просматривается, надороге в восемь утра машин полно, и уж там-то вам не удастся устроить на менязасаду.

– А кто говорит о восьми утра? Я же велела принести дневникв семь!

– Ну а я принесу в восемь, – заявила наглая девка. – Именнопотому, что в восемь машины уже шныряют по дороге взад-вперед, поскольку онаведет и на железнодорожную станцию.

– Ты ведь держала дневник в руках, видела, что это уникум, –проскрипела я. —Неужели ты вот так просто сунешь его в траву?! А если я несмогу его сразу забрать?

– Ничего, я его во что-нибудь заверну, – снисходительноуспокоила меня русская мерзавка.

– Не «во что-нибудь заверну», – зло передразнила я, – аположи в то, в чем ты его нашла. Поняла? Если он не размок в водостоке, неразмокнет и на земле.

– Что вы говорите? – пробормотала она растерянно. – В то, вчем я его нашла?

– В банку положи, в банку! – рявкнула я. – И имей в виду,если ты намерена бросить мне кошку под ноги…

– Что? – перебила она. – Какую еще кошку?

– Я хочу сказать, если ты намерена устроить мне какой-тогнусный сюрприз, то советую ничего подобного не делать. И если тебе наплеватьна собственную жизнь, то подумай о детях. Ясно?

– Не беспокойтесь, я не собираюсь жульничать. Но мне нужныгарантии, что вы, получив дневник, от меня отстанете.

Гарантии ей… Вот ведь нахалка, а?

– Даю тебе свое слово, – глумливо улыбнулась я, глядя накалитку сада Гийома, откуда в ту минуту выходила Марин, ведя за руки девочек. –Теперь все зависит только от тебя. Завтра в восемь утра дневник долженоказаться под дубом. Буду счастлива, если ты сделаешь все как надо. И мнехорошо, и тебе неплохо. Но если его там не будет… или если за мной кто-то будетследить… Тогда пеняй на себя. Поняла?

– Поняла, – буркнула Элен. – Он будет под дубом в указанноевремя.

Я осторожно положила трубку на рычаг.

Итак, завтра в восемь…

Честно говоря, у меня мелькнула было мысль, что Себастьянпроделал это нарочно. Что хотел уличить меня. Но у него было такое лицо… Имимолетная надежда, что он не слишком-то рассмотрел той ночью Мари, развеяласькак дым, стоило мне увидеть его полные боли, ужаса, гнева глаза.

– Мари! – крикнул он, отшатываясь от меня, как отпрокаженной. И тотчас подавился этим именем. – Николь… – кое-как выдавил он, иснова голос его пресекся.

Не было смысла притворяться и строить из себя ничего непонимающего. Он узнал меня мгновенно – то ли сердце, то ли плоть подсказала. Даи мое лицо, конечно, многое выражало… Я просто сразу призналась во всем, дажебез слов. Я вообще не умею запираться и предпочитаю признать свою вину.

Мне показалось, Себастьян накинется на меня с кулаками. Ядумала, он начнет предавать меня анафеме. Но он… Он пятился от меня, пока ненаткнулся на стену. А потом, скользя спиной, сполз по ней на пол, уткнулся вколени – и заплакал.

Я не слышала его всхлипываний. Только одно первое сдавленноерыдание, а потом видела лишь его трясущиеся плечи.