…Их встречали согласно древнему этикету, давно канувшему взабвение: двое церемониймейстеров с жезлами сопровождали коляску от ворот допарадного крыльца, с торжественными лицами шагая у дверок и время от временивозглашая:

– Благородный гость графа! Благородная гостья графа!

Один из них вызвал дворецкого, четверо графских дворянотсалютовали мечами, и дворецкий повел Сварога с Марой по анфиладе покоев, обставленныхстаринной мебелью, – слава богу, ничего не возглашая. Сварог подумал:«Если здесь и обитали привидения, они были столь же старомодными и чопорными,не употребляли вульгарных слов, стенали вполне благовоспитанно и не выставлялинапоказ ржавые цепи». Он ничуть не удивился бы, встретив домового, обряженногов отглаженную ливрею с гербовыми пуговицами.

– Их сиятельство старый граф ждет в библиотеке, –сказал дворецкий.

– Но нам нужен молодой…

– В этом доме подчиняются распорядку, заведенному старшимграфом, ваша милость, – отрезал дворецкий со столь непреклоннойучтивостью, что Сварог замолчал.

Старый граф поднялся ему навстречу из-за огромногокорромандельского[20] письменного стола – высокий и худой,прямой, как луч лазера, очень похожий на Леверлина, только длинные волосысовершенно седые. Подлинный аристократ – потому что выглядел величественнеелюбого дворецкого, а этого было невероятно трудно достигнуть. Рядом с ним стоялстоль же старый человек в коричневой сутане с крестом Единого на груди – триперекладины и цветущее дерево вместо четвертой, верхней. Сварог порадовался,что не зря листал старые книги и нарядил Мару в платье до пола, фасона временкоролевы-матери, – юность старого графа пришлась на эти именно бурныегоды.

Все действующие лица разглядывали друг друга с соблюдениеммаксимально возможной учтивости.

– Во времена королевы-матери столь юные девушки не стриглисьстоль коротко, – сказал наконец старый граф. – Коса считаласьнепременной принадлежностью всякой подлинной дворянки.

Он не предложил сесть, что было плохим признаком.

«Выставят», – подумал Сварог.

И сказал столь же холодно-учтиво:

– Возможно, вину этой юной дамы искупает то, что вдворянство она была возведена считанные дни назад…

– Это совершенно меняет дело, – согласился граф. –Однако для подобных случаев были предусмотрены накладные косы. Вы об этом незнали?

– Не подозревал…

– Надеюсь, ко времени вашего второго визита упущение будетисправлено… если таковой визит состоится. Позвольте предложить вам кресла ипредставить моего духовника отца Калеба, священника храма на улице СмиренныхБратьев (Отец Калеб молча склонил голову). У меня к вам несколько вопросов,барон… барон Готар, как мне доложили. Что до вашего баронства, не вижу ничегодурного в том, что старинный обычай ваганума был соблюден должным образом.Насколько мне известно, все происходило в полном соответствии с традициями. Даи предшественник ваш являл собой образец редкостной скотины, позорившей званиедворянина. Однако… Время от времени я смотрю телевизор…

– Вы?! – искренне удивился Сварог. Насколько он былнаслышан, граф считался яростнейшим противником всех и всяческих новшеств, вдоме у него не было ни ташей, ни карбильских[21] ламп.

– Как лояльный подданный императрицы, я обязан повиноватьсявысочайшим указаниям. Смею вас заверить, я смотрю лишь придворную хронику,пренебрегая пошлейшими фиглярскими зрелищами. И едва лишь мне представитсяслучай лицезреть императрицу, я немедленно выскажу все, что думаю о еенепозволительно коротких юбках – разумеется, в тех выражениях, какиетитулованный дворянин может употреблять в присутствии венценосной особы. Но мыотвлеклись… В числе сопровождающих императрицу придворных мне довелось видеть ивас – в гвардейском мундире, со знаками камергера. Я не покажусь вам чрезмерноназойливым, если попрошу представиться полным титулом?

– Отнюдь, – сказал Сварог. – Лорд Сварог, графГэйр, барон Готар, лейтенант Яшмовых Мушкетеров, камергер двора, кавалер орденаПолярной Звезды…

В глубине души он рассчитывал произвести впечатление – новышло, похоже, совсем наоборот.

– Ваше небесное великолепие! – сварливо сказалграф. – Позвольте на правах старшего по возрасту выразить вам своерешительное порицание. Появлением на земле без надлежащей свиты и несоблюдениемдолжного этикета вы позорите ваши титулы и положение. Говорю это вам совершеннооткровенно. Буде вы чувствуете себя оскорбленным, прошу назвать вид оружия,какой вы предпочитаете, и с таковым проследовать со мной на лужайку переддомом. Если вы верите в Единого, отец Калеб выслушает и мою, и вашу исповедь,как требует дуэльный кодекс. Если же вы поклоняетесь ложным богам, предоставляювам время, дабы совершить языческие ритуалы…

– Я вовсе не чувствую себя оскорбленным, – сказалСварог. – Ваши справедливые упреки наполняют мое сердце раскаянием… –больше всего он боялся, чтобы Мара не фыркнула.

– Рад, что вы, в противоположность большинству нынешнихмолодых людей, способны испытывать раскаяние… Поймите, юноша: дворянин можетстранствовать переодетым в костюм человека, стоящего ниже его на общественнойлестнице, лишь в двух случаях: когда речь идет о выполнении возложенной личновенценосной особой миссии либо, – он сложил губы таким образом, что этомогло означать и улыбку, – либо когда дело касается любовной интриги. Ввашем случае, насколько я понимаю, дело обстоит иначе, и это позволяет мне выступитьс упреками…

«Ну, я ж тебя», – подумал Сварог, почтительно склоняяголову:

– Ваше сиятельство, буквально на днях ГеральдическаяИмператорская Коллегия постановила: лица, обладающие и земными, и небеснымидворянскими титулами, вправе держать себя с соблюдением того этикета, каковойтребуется для обладателя какого-то одного титула.

Что было чистой правдой. Вот разве что единственнымобладателем и земного, и небесного титулов был сам Сварог…

– Это совершенно меняет дело, – сказал граф. –Прошу простить за поспешность. Однако очередного выпуска альманахаГеральдической Коллегии я еще не получал, что и подвигло на непродуманныевысказывания… – Он торжественно выпрямился. – Можете всецело располагатьмною, барон. Любое мыслимое содействие, какое только потребуется…

– Благодарю, – сказал Сварог. – Любое мыслимоесодействие оказывает ваш сын.

Граф пошевелился – для него это явно было внешним признакомволнения.