Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Эй! — закричала она, вскакивая. — Авелосипед?!
Гурий даже не оглянулся.
Проклиная на чем свет стоит и припадочного велосипедиста, ипредмет его обожания, и репертуар предмета обожания — от «Разноцветных кибиток»до идиотически-радостного «Манжерока», Лена подтащила велосипед к «шестерке» иоткрыла багажник. После того, как туда было водружено столь легкомысленное средствопередвижения, багажник категорически отказался закрываться. Но Лене уже не былодела до его капризов: Гурий мог скрыться из виду в любую минуту. Прямо натрассе она сделала разворот (автошкола № 4 могла бы ею гордиться!) и черезсекунду нагнала Гурия. Теперь они оба двигались с крейсерской скоростью трикилометра в час.
— Эй, ненормальный! А велосипед?
Гурий ускорил шаг.
— Но это же глупо! Я же не могу ехать за вами всюоставшуюся жизнь!..
Гурий перешел с шага на трусцу.
— Послушайте! Я извинилась, я готова заплатить заморальный и материальный ущерб… Чего еще вы хотите?! Упечь меня вкаталажку?! — Лена с трудом подавила в себе желание вывернуть руль ипереехать упрямца.
Она так и сделает, видит бог, она так и сделает, если чертовГурий решит, что трусцы недостаточно, а вот марафонский бег — самое то. Чтобыне допустить развития событий по столь жесткому сценарию, Лена прибавиласкорости, обогнала Гурия и остановилась метрах в десяти от него.
И принялась отчаянно сигналить. Как ни странно, это возымелодействие. Гурий подошел к машине, открыл заднюю дверцу и втиснулся в салон.
— Подача звуковых сигналов в населенных пунктахзапрещена, — хмуро сказал он. — За исключением экстренных случаев.
— Считайте, что это — экстренный случай. Куда васотвезти?
— Теперь все равно… В Пеники.
— Где это — Пеники?
— За Ломоносовом — налево. И вверх по трассе. Я покажу.
Пеники оказались никчемной деревушкой, кишкой вытянувшейсявдоль наспех заасфальтированной дороги. Пеники изнемогали от ленивых, кое-каксколоченных домишек, ленивых собак, ленивых гусей, ленивых палисадников сленивой, поздно зацветающей сиренью. И никак не хотели монтироваться сбольшеголовым ретро-Гурием. И его эксцентричной ретрострастью.
— Это здесь, — сказал Гурий, указывая на дом,оттяпавший высшую точку Пеников.
Дом Гурия (ничем, впрочем, не отличающийся от соседних)подпирал редкий штакетник. За штакетником виднелись теплица, загончик споросенком, старый яблоневый сад, с десяток рассудительных куриц и грядки сзеленью. На одной из грядок копошилась пожилая женщина.
Гурий не произнес больше ни слова.
Ни «спасибо», ни «до свидания», ни даже сакраментального «выменя убили». Он вылез из машины и скрылся в калитке. На Лену он ни разу неоглянулся. Ну что ж, тем лучше, тягостная история с наездом подошла к своемулогическому завершению, арриведерчи, Пеники!.. Но стоило ей только дернуться сместа, как в багажнике что-то загрохотало: это напомнил о себе велосипед.Велосипед, о котором обидчивый придурок позабыл напрочь. Чертыхаясь и проклинаясвою горькую судьбу, Лена вылезла из машины, подхватила велосипед и направиласьк штакетнику. Сейчас она швырнет эту груду железа на доски, и инцидент будетисчерпан. Она навсегда забудет о деревне Пеники. И о раскуроченной ею яхте. И оГурии, будь он неладен!
Но легко отделаться от Пеников не удалось. Пожилая женщина,еще секунду назад сосредоточенно копавшаяся в огороде, уже открывала калитку.
— Здравствуйте, — женщина обнажила бледно-розовыедесны в самой радушной улыбке. — А я слышу, вроде машина подъехала… Это выГурия привезли?
— Да, — призналась Лена. — Это я.
Женщина обшарила Лену взглядом и улыбнулась еще шире.
— Что ж не заходите?
— Я, собственно…
— Отец! — зычным, хорошо поставленным голосомкорабельного боцмана крикнула женщина. — Отец! Гости к нам, а ты возишься!
— ??
— Я — мама Гурия, Клавдия Петровна.
А тебя как зовут, деточка? — мать Гурия шла насближение семимильными шагами.
— Елена.
— Красивое имя. А вы давно с Гурием знакомы?
— Как вам сказать… — замялась Лена.
— А он ни словом о тебе не обмолвился, надо же! О такойкрасавице — и молчок! Он всегда был скрытным, наш Гурий, с самого детства…Отец, да иди же ты сюда!
Только теперь до Лены стала доходить двусмысленностьситуации. За кого они ее принимают, в самом деле? Судя по тому, как неистоваяКлавдия пялится на ее безымянный палец (очевидно, в поисках обручальногокольца); судя по тому, как хищно вытянулся ее нос и как, подчиняясь охотничьемуазарту, вибрируют ноздри… Судя по всему этому, сейчас сюда припожалует главныйегерь с английским рожком, соколом на запястье и мотыгой вместо вабила [10].
Он протрубит в рожок, снимет колпачок с головы ловчей птицы,и… Бедная, бедная Лена, до норы ей не добежать! Тем более что престарелая таксаКлавдия Петровна уже вцепилась мертвой хваткой в растерявшийся Ленин хвост.
— Вообще-то, Гурий у нас замечательный, ничего дурногопро него не скажу. Не курит, в рюмку не заглядывает, а это по нынешним временамредкость…
— Редкость, — безвольно подтвердила Лена.
— А безотказный! И дров поколет, и баню натопит, а ужкак на работе его ценят!
Вот на повышение недавно пошел. А работа у негоответственная, все с людьми да с людьми. Нет, у меня к сыну претензий нету.Старшие что? Старшие — отрезанные ломти. О родителях только по праздникамвспоминают. Да к зиме ближе, как поросенка закалываем… А Гурий только о нас ипечется. Мы при нем как сыры в масле катаемся. Иногда смотрю на него, как онловко с хозяйством управляется, слезы на глаза наворачиваются. Веришь?
— Отчего же не верить? Верю. — Вот тут Лена былавполне искренней: такого инвалида детства, как Гурий, только и остается, чтообнять и плакать.
— Вот, думаю, повезет той девушке, которая женой емустанет. Уж он-то на нее не надышится, уж он-то в шелка ее оденет, соболя кногам кинет, пылинки будет сдувать… Я своего сына знаю. А ты, Еленочка, —Клавдия набрала в рот побольше воздуха и округлила глаза, — не замужем?
— Нет.
Господи, зачем она соврала? Или это сработал инстинктсамосохранения, — чтобы в самый последний момент успеть увернуться отострых и безжалостных зубов таксы?
— Отец!!! — снова завопила Клавдия.
Ждать появления папаши Гурия Лена не стала — из все того жеинстинкта самосохранения. И с Клавдией, нагулявшей мышцы на тяжелом пейзанскомтруде, справиться весьма проблематично, а если уж они навалятся вдвоем…