Мальчишка поворачивал голову то к одному, то к другому.Наконец сказал серьезно:

– Я останусь.

– Здесь лес, – предостерег Залешанин. –Я даже не знаю… Правда, если обучить ставить в печь пустые горшки, авытаскивать полные…

Старик скупо улыбнулся:

– У мальчишки доброе сердце. И чистое. Он научитсямногому. И быстро.

Залешанин поклонился:

– Спасибо. За все спасибо.

– И тебе… но помни о грядущем дне.

Плечи Залешанина передернулись. Кивнул, не в силах выдавитьслово из перехваченного внезапным страхом горла, попятился, пихнул задом дверьи вышел на яркий солнечный свет.

Конь щипал траву уже почти под самыми стенами, словноподслушивал или заглядывал в окна в надежде, что старик загрызет его хозяина ине надо будет никуда уходить с этой поляны.

– Размечтался, – буркнул Залешанин.

Конь печально вздохнул, а хозяин набросил ему на спинупотничек, тяжелое седло, затянул ремни, конь на всякий случай надул брюхо, ноЗалешанин так же привычно двинул кулаком, и конь послушно выпустил воздух. Непрошло, и не очень-то старался. А прошло бы – скакал бы легче, дышалвольнее, а что седло сползло бы набок, а всадник на скаку сверзился бы, то этоего забота. Каждый за себя, не зевай…

Старик вышел на крыльцо, снова приложил ладонь козырьком кглазам. Залешанин вспрыгнул в седло, уже оттуда спросил:

– А по звездам мою судьбу не видно? Чтоб уж навер­няка?

– Рылом не вышел, – буркнул старый волхв.

– Чего так, дедушка?

– Дорасти сперва. Пока что звездам рановато замечать такуюмалость.

Залешанин повернул коня, вскинул руку в прощании. На крыльцовнезапно выскочил мальчишка. Он тоже помахал обеими руками, вдруг скрылся втемном проеме. Залешанин пустил коня шагом, когда сзади нагнало звонкоешлепанье босых ног.

Мальчишка держал обеими руками Петьку:

– Возьми! Ты забыл.

Залешанин с удивлением посмотрел на птаху:

– Это ты мне?

– Я ж тебе подарил, – напомнил мальчишка. –Забыл?

– Ну, – промямлил Залешанин, это был не столькоподарок, сколько… – Мне показалось, что ему будет лучше с вами.

– Не знаю, – ответил мальчишка серьезно, – но насостается двое, а ты – один. А одному плохо, знаю… Когда вернешься,когда будет много людей, подаришь…

Залешанин с сомнением посмотрел на нахохленную птаху. Петькапереступил с лапы на лапу, каркнул скрипуче:

– Вперед!.. На вы!.. Князю слава, вам – хвост собачий!

Залешанин засмеялся:

– Поехали, Петька. Мы с тобой еще подружимся.

Он чувствовал себя порой князем, порой круглым дураком. И всепотому, что на плече теперь сидел, крепко вцепившись когтями в плотную кожудушегрейки, этот диковинный зверь в перьях. Князем потому, что у него такаяптаха, все-таки Жар-птица, с какой стороны ни погляди. Немножко чувствовал себяудалым сокольничим, ибо у птахи такой хищный клюв, что у орла помельче.Пожалуй, орла заклюет, ежели встретятся в небе… Ну а дураком ощущал себя опятьже потому, что едет через дикие места, тут даже зайцы не такие, а везет птаху,которой место в золотой клетке, где она должна жрать золотые орехи с алмазнымиядрышками!

На привалах Петька просыпался, летал над поляной, плескалсяв ручье, сам находил себе ягоды и орехи, как будто обыкновенная простолюднаяптица, а если не находил, бесцеремонно клевал из руки Залешанина ржаной хлеб,сыр, вареное мясо.

Странно, дорога перестала казаться такой безлюдной, опасной,враждебной. И все потому, что Петька, как оказывается, прожил сто или дажебольше лет, говорил на разных языках, по-славянски умел долго и непристойноругаться, по-росски тоже знал пару лихих слов, Залешанин ломал голову, от когоже услышал, не от самой же Тернинки, его младшей сестренки, которую не видел стой поры, как поджег терем и убежал из дома…

Правда, Петька был слаб умом, все-таки птица, хоть и стар,как волхв, потому рассказы путал, перевирал, пока Залешанин не заподозрил, чточудо в перьях всю жизнь просидело в тесной клетке, а свои россказни простопридумывает. Хотя такую удивительную птицу надо уважать еще пуще: сказитель,кобзарь! Явно от деда наслушался. Тот пел и рассказывал одно и то же, люди-торазные, вот и запомнил пернатый до последнего слова…

Залешанин на обед чаще всего находил гнездо с птичьимияйцами, пару раз забил зайцев, удачно швырнув мелкие камешки. Однажды подшибкосулю, запустив в кусты исполинской палицей. Петька мясо ел с неохотой, хоть инос крючком, зато ягодами напузыривался так, что не мог держаться на плече, иЗалешанин сажал его в седельный мешок. Петька там охотно спал, даже орал, чтобыЗалешанин закрывал мешок плотнее: дует.

Прошло несколько суток, прежде чем он впервые увидел вдалиоблачко пыли. Похоже, едет всадник, дорога его, судя по форме пылевого облачка,ведет на север. Степь бескрайняя, разъедутся так, что и не углядят друг друга,потому Залешанин поспешно повернул коня, пустил наперехват. Похоже, всадник изтех краев, куда едет он сам, обменяться бы новостями…

Облачко сдвинулось ближе быстрее, чем ожидал, и Залешанинрадостно заелозил в седле. Незнакомец тоже соскучился ехать в одиночестве!

Вскоре сквозь желтую пыль начало поблескивать, явно доспехи.Значит, едет вооруженный, что и не диво, кто ж сунется в ничейную степь безострого меча и крепкого щита?

Всадник вынырнул из пылевого облака высокий, на огромномконе, что несся во всю прыть, будто Залешанин пытался скрыться. В богатомдоспехе, настолько богатом, что Залешанин рот открыл от удивления и восторга.Затейливый шлем с гребнем, где торчат диковинные перья, вместо забрала –настоящая личина, сквозь которую блещут глаза, по бокам вперед выдвигаются двебулатные пластины, закрывая щеки. Сзади и с боков на плечи падает кольчужнаясетка. За спиной трепещет по ветру алый плащ, сам витязь в булатном доспехеповерх кольчуги, сапоги красные, будто всю ночь бродил по спелой землянике…

– Кто таков? – грянул он мощно, конь Залешанина испуганнодернулся, запрядал ушами. – Что за невежда смеет ездить по степи?

Залешанин поклонился, сидя на лошади:

– Исполать тебе, доблестный витязь… Я зрю, ты изкняжеского или боярского рода, вон у тебя какой конь и какое оружие… А япростой смерд из земель Киевщины. Дозволь спросить тебя, не из царьградских лиземель едешь?

Витязь подъехал ближе, зачем-то потащил из ножен меч:

– Здесь я спрашиваю. А когда в чистом поле съезжаются,родом не считаются!

Конь под Залешанином испуганно попятился. Залешанин сказалторопливо: