Он судорожно шарил по себе ладонями, отыскивая что-нибудьблестящее. Взгляд василиска смертелен и для него самого, если показать, кпримеру, зеркало или хотя бы блестящее лезвие меча.

Конь удивленно посмотрел на хозяина, что прячется завалунами, мерно побрел вниз по дороге. Залешанин поспешно отползал, перебегал,прячась за каменными выступами. Еще два-три раза обожгло так, что кожапокраснела, того и гляди пузыри вздуются, но проклятая ящерица хоть коня нетрогает, понимает, что человек опаснее. Если его убить, то и конь никуда неденется…

Конь на свист вскинул голову, мотнул гривой, дескать, всепонял, побежал шибче. Залешанин выждал миг, пробежал через открытое место,прыгнул в седло, погнал галопом от опасного места, рискуя сломать шею наопасной горной тропе. Пусть герои дерутся с василиском, добывают славу игребень диковинной ящерицы. А его дело намного проще.

Намного.

Конь пошел быстрее, весело потряхивал гривой. Петьказавозился в мешке, вылез, Залешанин поморщился, когда раскрашенная птахавзгромоздилась на плечо. Цепляться приходилось за узкие щелочки между булатнымипластинами, Петька качался, взмахивал крыльями, удерживая равновесие, всякийраз царапая щеку жестяными перьями.

– Ты перьями не тряси, – не выдержал он наконец. –Глаза выбьешь. Чего это вы все так взыграли?

Петька посмотрел на него одним глазом, переступил с лапы налапу, долго умащивался, и все только для того, чтобы посмотреть и другим. То лидело сова, у нее оба глаза впереди на морде, как у человека.

– Дур-р-рак, – сказал Петька веско.

– На себя посмотри, – обиделся Залешанин. – Столет с кобзарями… ну пусть не все время, но мог бы хоть петь научиться!

– Хошь запою? – предложил Петька с готовностью.

Залешанин шарахнулся так, что чуть с коня не упал:

– Нет!!! Лучше уж пусть сто ворон закаркают. Это вам с конемтак солнышко в темя клюнуло?

– А может, все же запеть? – повторил Петька сколебанием. – Хорошо-то как…

– Да что с вами?

– Дурень, – повторил Петька ещепренебрежительнее. – Море!

Залешанин потянул ноздрями. В воздухе явночувствовалось влажное дыхание теплого соленого моря. Даже аромат водорослей,рыбы… Он никогда не был на море, не зрел, но кровь, что почти вся из морскойводы, отозвалась сразу, взбрыкивая на перепадах суставов как жеребенок, с разбегубросаясь в голову, ударяясь в виски.

Внезапно раздался такой дикий вопль, что Петька дернулся,забил крыльями, пытаясь от ужаса взлететь, исчезнуть, ибо человек вдруг вскинулобе руки, длинные, как оглобли, только толстые, завопил тонким противным голосом,оглянулся по сторонам, никто не видит, завопил еще громче, гаже, пронзительнее.Даже попытался вскочить с ногами на седло, но опомнился, да и Петька орал,запутавшись когтями в кольцах кольчуги, одурело бил по голове крыльями.

– Ты чего? – провопил на ухо одуревшему человеку.

– Море!!!

– Ну и что?.. Топиться будешь?

Залешанин счастливо озирался, все тело двигалось, бугры мышцвздувались по всему телу, ходили под кожей шарами, там тоже визжало от счастьяи ходило на ушах, кувыркалось по-своему.

– Ура, – прошептал он счастливо, – какой же ямолодец!

Петька кое-как укрепился снова, посмотрел круглым глазом:

– Дур-р-рак!

– Не-е-ет, – сказал Залешанин ликующе, – не дурак,если добрался в одиночку. Тебя не в счет, ты ехал на мне. На готовом…

Петька каркнул над ухом так громко, что Залешанинотшатнулся:

– Дур-р-рак!.. Ты тоже… Тебя конь вез!

– Перестань орать «дурак», – сказал Залешанинстрого. – Я уже помню, как тебя зовут, неча повторяться. Держисьпокрепче!

Он пришпорил коня, а тот, еще раньше уловив движение ног, сместа перешел в мощный галоп, понесся так, будто старался выпрыгнуть изсобственной шкуры, будто решил плюнуть на свою конскую породу и стать большойстрашной рыбой, которую все будут бояться.

Воздух подрагивал, в земле тоже чувствовалось неспокойство.Доносился глуховатый рев, что то затихал, то снова слышалось ворчание такогомогучего зверя, что не мог и вообразить, но ворчание было не злым…

Внезапно земля стала понижаться, за краем открылось… нечтонастолько непривычно лазурное, светло-зеленое, что Залешанин не сразусообразил, что это и есть море, такое близкое, словно поднявшееся из-под земли.

Волны набегают на пологий берег, катятся далеко-далеко побелому как снег песку, тоже непривычному, песок желтый или красноватый, а тутровно снег или мел, только блестит каждой крупинкой…

Он чувствовал, что мелко дрожит, как на ледяном ветру. Выросна берегу огромной реки, каких не видел мир, плавает как рыба, но это… это дажене море! По песням сказителей видел море как большую реку, с теми же волнами,но побольше, такую же прозрачно-серую воду… Разве назовешь волнами эти водяныегоры, что зарождаются в неведомых краях, а сюда катят огромные и величавые,будто каждая князь или хотя бы верховный волхв?

Конь без понуканий наступил на мокрый песок, позволил шумнымволнам окатывать колени, клочья морской пены повисли даже на брюхе.

Берег был пустынен в обе стороны. Он напрасно вертелголовой, но люди явно глупее Петьки, селятся черт-те где, даже в лесах иболотах, а жить бы здесь, это и есть вирий, другого не надо! Вода настолькочистая, что и колодезная не столь прозрачна, не только каждый камешек видно надне – это и в Днепре видно на отмели, – а каждую мелкую рыбешку наволхв знает какой глубине…

– Ну, Петька, – сказал он в затруднении, – в какуюсторону?

Попугай сердито повозился на плече, море не одобрял, водымного, сердито крикнул:

– Ехать!

– Это ты молодец, – поощрил Залешанин, – чтолететь не предложил… Мы с конем летуны неважные. А вправо или влево ехать?Давай вправо?

– Вправо! – каркнул Петька.

– Вот и хорошо, – сказал Залешанин соблегчением. – Главное – посоветоваться. Как говорят старики:посоветуйся с женщиной и поступи наоборот. Никогда не ошибешься! Прости, но тыу меня такой красивый… Понятно, какой умный.

Он повернул коня влево, тот сразу пошел вскачь, нравилосьнестись по самой кромке воды. Петька обиженно хрюкнул, пробурчал что-то вроде:видели мы моря и побольше, поежился и полез в седельную сумку. Повозился,вскоре Залешанин ощутил, что наглая птица бесстыдно спит да еще во сне дрыгаетлапами, лягая его в спину, как подкованный волк.

К вечеру удалось наткнуться на крохотную рыбацкую весь.Всего три домика, нищета, у Залешанина волосы встали дыбом. Да на таком море,да в таком краю, да не стать богатым и толстым?