Наконец один из работников, почти черный от жгучего солнца,разогнул натруженную спину, небрежно мазнул взглядом:

– А, уже скоро…

– Ты… – пролепетал Залешанин. – Ты видишь?..

– С глазами пока в порядке. – Работник блеснулзубами в ослепительной улыбке. – Уже скоро… А потом в корчму, кдевкам, отосплюсь…

Какое отосплюсь, подумал Залешанин потрясенно. Какая корчма,какие девки, когда такое чудо! Корчма и девки потом, когда все обрыднет,привыкнешь, в глазах посереет…

О Царьграде с детства наслушался сказок, потому твердознал, что все брехня, никакого Царьграда на свете нет вовсе. А если иесть, то не крупнее Киева. Да и то враки, ибо крупнее Киева ничто быть неможет. Вон Родень или Канев – разве сравнить? Стариков послушать, такраньше все девки были красивые, мужи – отважные, а богатыри горамидвигали, как баба горшками…

Не дыша, он вцепился в края борта так, что дерево трещалопод крепкими пальцами, глаза не отрывались от сказочного града, а душа ужевыдралась наружу, мощно отпихнулась задними лапами и полетела впереди корабля,спеша узреть чудо поскорее.

Мачта поскрипывала, ветер весело гудел в парусе. Огромныебашни вырастали, на стене начали просматриваться зубцы, только тогда Залешанинзаметил узкую полосу, перед которой уже толпились паруса.

Хозяин возбужденно суетился, рабочие метались как угорелые,уже вытаскивали бочки меда, воска, связки мехов, тюки медвежьих шкур… Залешанинс попугаем на плече стоял в жадном ожидании у борта. Рулевой умело вел корабльмимо сотен таких же и не таких: больших и малых, с парусами и без, толстых, какбочонки, и узких, как мечи, кораблей разных племен и народов, что приехали толи поклониться царю всех городов, то ли украсть что, то ли выгодно продатьтовар, как их хозяин, купец из какого-то там Новгорода…

Залешанин сошел на причал едва ли не последним, до тогоколотилось сердце, а глаза лезли на лоб. Народу суетилось едва ли не больше,чем во всем Киеве, он думал, что затеряется в сутолоке, но, когда одна ногабыла еще на сходнях, тяжелая ладонь упала на плечо:

– Погоди, купец…

Залешанин дернулся как конь, которого жиганул шершень.Тучный человек в богатой одежде кивнул двум вооруженным до зубов стражам, тезаступили дорогу. Тучный сказал требовательно:

– Мыто за вход в город!

Залешанин прошептал похолодевшими губами:

– Фу, всего лишь мытарства… Ишь ты, как далеко от Киева, нои в такой глухомани подсмотрели, как брать мзду за топтание своей земли.Сколько?

Чиновник окинул его равнодушным взором:

– С тебя да коня по медной монете… Ах, конь не твой?Ладно… А что за колонну перевозишь на спине? Не говори, что оружие, такогоне бывает!.. Ладно, не клянись. За провоз цельных стволов таким диким образомне предусмотрена пеня… А жаль… Постой, у тебя еще и попугай? О, за провозпопугая мыто отдельное!

Залешанин буркнул ошалело:

– Сколько?

– За живого одна серебряная монета… Если за чучело, то везибесплатно.

Залешанин порылся в карманах, даже вывернул и осмотрел,затем в задумчивости устремил печальный взгляд на Петьку. Тот нервно заерзал,вдруг заорал:

– Хозяин, мне не до шуток! Поищи в поясе!

Таможенник многозначительно посмотрел на Залешанина. Тотразвел руками:

– Глупая птица, что она понимает?

– Самая глупая птица умнее умного варвара, – изректаможенник, захохотал, вокруг угодливо захихикали купеческие рожи.

– Эх, Петька, – сказал Залешанин укоризненно, –видать, хлебну с тобой горя… Но давай так… Возвращайся-ка домой. К прежнейхозяйке, Тернинке. А чтоб тебя приняли лучше… отнесешь вот это.

Он быстро надел на морщинистую, как у старца, лапу Петькиколечко с мизинца, поцеловал в гребень, возмущенный Петька заорал, сталвырываться и попробовал клюнуть наглеца, но Залешанин уже подбросил его ввоздух. Петька суматошно захлопал крыльями, поднялся, сделал круг, стараясьпонять, в какой стороне Киевская Русь, понесся над морем.

– Утопнет твоя цветная ворона, – сказал один из купцовзнающе.

– Рыбий корм, – добавил другой.

А таможенник повертел головой:

– До чего же додумаются, только бы не платить пошлину!

Опытный, как жук, битый жизнью и властями, он ни на миг неповерил, что попугай в самом деле полетел в страну варваров.

Плотная толпа несла Залешанина от причала, потом поредела,но он двигался куда и все, далеко впереди вырастает высоченная стена из белогокамня. Там чернеют раскрытые врата, туда прут…

Без Петьки все же сиротливо, но если самому негде приклонитьголову, то за что птаху мучить? Хватит и того, что после привольной жизни уТернинки хлебнул горя с кобзарем. Конечно, каким уверенным и умным чувствовалсебя рядом с говорящей птицей!

К воротам подходил оглушенный и потрясенный их огромностью,непомерной высотой городской стены. Его толкали и ругались, прет варвар посредилюдского пути, из каких только дремучих лесов такие дикие выходят, такой еслине сгинет в первые же дни, то наверняка станет военачальником или важнымгосударственным человеком: там все дикие, злые, пришлые…

А Залешанин ощутил, как тело осыпало морозом. Еще непонял причину, но сердце затрепыхалось в предчувствии беды. Подошел ближе,разглядел исполинские врата во всей чудовищной красе и мощи: из толстых дубовыхплах, все оковано железными полосами, есть еще медь и серебро, даже золото, ноявно для пышности, величия, хотя и так уже боролся с желанием снять шапку,которой нет, поклониться такому чуду.

Еще и еще пробежал глазами по створкам, для этогоприходилось стоять как дурак и вертеться из стороны в сторону, но… где щит?

От врат за ним наблюдали три рослых широких стража,увешанных железом, как боевые кони. Один кивнул другому, тот отмахнулся, леньвыходить из тени на солнцепек, а третий насмешливо гаркнул:

– Эй, дурень в лаптях!.. Да какие это сапоги, это лапти…Голова отломится, так задирать!

Залешанин обрадовался, услышав знакомую речь, хотя инемножко чудную:

– О, земляк! Ты из Киева или Новгорода?

Страж хмыкнул:

– А это где?

Залешанин опешил:

– Ты что, не слыхал о Киеве?

– О Вавилоне слышал, – ответил страж ещенасмешливее, – о Риме тоже слыхивал… А Киев поболе Рима?

Залешанин наконец уловил насмешку:

– Поболе. Рим – это так, курятник рядом с Киевом. Тыоткуда?

Страж ответил гордо:

– Из великого и славного Бранибора, стольного грададоблестных лютичей! Это великое государство, великий народ, которому осталосьлишь добить проклятых бодричей, что вкупе с проклятой Германией… есть такаяпоганая страна по ту сторону Лабы, они ее зовут Эльбой… Когда мы разделаемся сбодричами, то растопчем Германию, чтобы миром правило только великоегосударство лютичей!.. Тогда ты придешь поклониться вратам нашего градаБранибора!.. А сейчас пока давай ищи счастья в этом… Град богатый, дураковмного. Есть где поживиться.