Кто она? Сколько ей лет? Где жила все это время? О чем думала,вставая утром и глядя в окно? И какие картины расстилались перед ней?Черепичные крыши средневековой Праги? Или суровые замки Шотландии? Или дивныепейзажи Италии — уходящие вдаль поля, одинокие деревья на горизонте, горы,смыкающиеся с небом? Говорят, что итальянские художники эпохи Возрождения, длятого, чтобы создать на картине знаменитую голубоватую дымку «сфумато», жглиспециальные породы дерева, образовывая легкий полупрозрачный дымок. И тольковеликий Леонардо терпеливо, день за днем, дожидался нужного освещения.

«Кажется, я выпил слишком много кьянти», подумал Старыгин,поймав себя на том, что едва не сказал последнюю фразу вслух.

— Пойдем в гостиницу, — шепнула Катаржина, взявего под столом за руку.

Темные глаза зазывали и манили, обещая раскрыть тайну. Илизагадать новую загадку.

На этот раз она не набрасывалась на него с бешенойвсепоглощающей страстью, она прильнула с томительной нежностью, была тиха ипокорна. Одежда соскользнула на пол, обнажив тело худое, но не костлявое, срельефными тренированными мышцами, тело спортсменки и альпинистки. Старыгин немог сказать этого о себе однообразная сидячая работа не способствует развитиюспортивной фигуры. Представив, что Катаржина о нем думает, он почувствовал, каклицо и шею заливает краска смущения.

Однако очень скоро эти несвоевременные мысли вылетели у негоиз головы. Губы ее были податливы, руки горячи, резкий пряный аромат духовподхлестывал его страсть. Он подумал, что так и не понял, чем эта женщинапритягивает его.

— Ты колдунья, — прошептал он, приподнявшись изаглянув ей в лицо. — В Средние века тебя сожгли бы на костре инквизиции!

Глаза ее были полузакрыты, ресницы едва трепетали. Онаперевернула его на спину и уперлась руками в грудь.

— Закрой глаза! — приказала она, и страсть захватилаего снова.

И вот, когда все близилось к концу и наслаждение,подкравшись постепенно, захватило его в свои сети, он посмотрел на нее.

Лучше бы он этого не делал, потому что совсем близко онувидел ее глаза. Ни тени страсти не было в них, просто холодное, рассудочноелюбопытство, с каким рассматривают божью коровку, случайно севшую на руку —куда поползет? Почувствовав его взгляд, она тотчас опустила веки, как шторы надвечерним окном. Но Старыгин успел увидеть, и наваждение прошло.

Как он и рассчитывал, Катаржина отправилась в душ.Оглядываясь на дверь, он торопливо похватал свою одежду, напялил кое-как. Начасах было пять минут девятого — он едва успеет к девяти в монастырь Сан-Марко.

На улице уже стемнело, Старыгин из-за занавески осторожновыглянул — ему показалось, что напротив, возле магазинчика мелькнула знакомаятень.

Коренастый мужчина с широкими плечами и длинными рукаминапомнил ему мрачное подземелье Клементинума. Этой самой рукой он так двинулСтарыгина в живот, что до сих пор больно дышать. Неужели убийца из Праги, тот,кого Старыгин знает под наверняка вымышленным именем Лойза, уже здесь?

Нет, должно быть, показалось. Тень пропала, возле магазинаникого не было.

«У страха глаза велики», — подумал Старыгин и осторожнонажал на ручку двери. Она была заперта. Ну да, Катаржина ее запирала при нем,но вот куда она дела ключ?

Он пошарил на тумбочке, заглянул под кровать. Не могла жеона унести его с собой в душ? Драгоценное время уходило. Шум воды в ваннойпрекратился.

В полном отчаянии Старыгин схватил дамскую сумочку, чтовалялась на тумбочке. Кошелек, паспорт, губная помада, расческа, пестрыйшелковый платок, что повязывала Катаржина в дороге, разные дамские мелочи…

И в самой глубине он увидел яркую пудреницу, покрытуюрозовой эмалью, на крышке которой был выдавлен цветок с разноцветнымилепестками.

«Что это значит? — подумал Старыгин, вертя пеструюбезделушку в руках. — Почему она не отдала ее продавцу? И почему обмануламеня? Захотела оставить себе? Но даже я, мужчина, не слишком интересующийсяженской одеждой и косметикой, понимаю, что детская дешевая штучка не можетзаинтересовать такую женщину, как Катаржина».

Он открыл пудреницу. Там не было ничего, даже пудры.Старыгин пожал плечами и тут увидел ключ, который лежал, оказывается, на подоконнике.Дверь он открыл без скрипа и сбежал по лестнице, забыв поприветствовать портье.

Мейстеру Рембрандту ван Рейну снился странный и неприятныйсон.

Снилось ему, что он идет вдоль одного из амстердамскихканалов.

Идет под руку с женщиной, только вот лица этой женщины никакне может разглядеть. То ли это покойная Саския, то ли вдова трубача Гертджи…

Они идут вдоль канала, ни слова не говоря, а навстречу им поодному, по двое проходят те, кого писал мейстер Рембрандт за прошедшие годы —пророк Иеремия с трясущейся седой бородой, апостол Павел в сером грубом рубище,доктор Тюльп в белоснежном кружевном воротнике, с ухоженной бородкой, торговецНиколас Руте в меховой шапке, в пышном воротнике — фрезе, широкоплечий могучийСамсон с коротко и неровно остриженными волосами…

И все они показывают художнику на что-то, плывущее по темнойводе канала.

Мейстер Рембрандт подходит к самой воде, склоняется.., ивидит плывущие мимо него полуувядшие цветы — тюльпаны, лилии, розы.., он следитза этими цветами, пытаясь понять, откуда и куда они плывут, и вдруг там же, вэтой темной маслянистой воде, видит он лицо.., лицо своей Саскии, так рано егопокинувшей…

И мертвая Саския открывает глаза, смотрит на него со страннымукором, и тянет из воды к нему руки, словно пытается схватить и утянуть к себе,в воду…

— Что ты, Саския, мой цветочек! — в испуге говоритей мейстер Рембрандт. — Разве я в чем-то перед тобой виноват? Почему тыхочешь моей смерти?

И она что-то отвечает ему, только слов не слышно.., онаотвечает ему с укором…

Рембрандт проснулся в ужасе. Приподнявшись в постели,уставился перед собой невидящими глазами.

К чему такой сон? Неужели покойная жена с того светапытается протянуть к нему руки?

Он повернулся и увидел спящую рядом Гертджи.

Полное плечо отливало молочным серебром под льющимся сквозьнеплотно прикрытые ставни лунным светом. Женщина дышала спокойно и ровно,словно совесть ее была чиста, как слеза младенца. Вот она немного повернулась ипробормотала сонными губами какое-то слово, какое-то неразборчивое имя…

Рембрандт успокоился и снова лег рядом с Гертджи.

Должно быть, этот сон ничего не значит, незачем беспокоитьсяо пустяках. Говорят, покойники снятся к перемене погоды. Другое действительнобеспокоит его: деньги тают, как снег под лучами весеннего солнца.., долг за домне уменьшается, да и других долгов у него чересчур много.., и Саския оставиланаследство не ему, а девятимесячному сыну.., и еще этот странный заказчик, этотЧерный Человек — какую необычную задачу поставил он перед художником.., такогоему никогда не приходилось слышать. Лучше всего было бы отказаться, послатьэтого человека подальше, но деньги, проклятые деньги! Ведь он уже взял узаказчика пятьсот гульденов…