молитвы – мне кажется, что Карл согласится уехать из России. Если прежде нам и уезжать-то было некуда, то нынче Ганс в Германию зовет…

– Родственники – это всегда хорошо! – Ивелич за ширмой громко зевнул, кушетка под ним отчаянно заскрипела и затрещала. – Ну, Бог даст – обойдется… Я в Климова верю! И вы верьте, Ольга Владимировна!

– Марк Александрович, – немного погодя позвала Дитятева. – Скажите, вот вы заметили недавно – не такой уж, мол, и страшный грех у Карла… Вы что же, не считаете двойное убийство великим грехом?

– Убийство убийству рознь, дорогая Ольга Владимировна, – снова зевнул Ивелич. – Не почитают же солдат на войне убийцами, когда они противников жизни лишают.

– Но это же совсем другое дело, – невольно возразила Дитятева, уже жалея, что задала такой вопрос. – То война!

– Знаете, сударыня, и в мирной жизни такие, бывает, субъекты встречаются, которым не место среди нормальных людей. Вот вы на каторге долго жили – неужто не попадались там такие? Если по совести-то?

– Конечно, попадались! Но это совсем другое, Марк Александрович! Каторга! Разве можно сравнивать тех людей и тутошних, в свободном обществе?

– «В свободном обществе!» – фыркнул Ивелич. – Вы что ж, не знаете, каким чудовищем покойный Власов был? Неужели Карл не рассказывал вам?

– Он избегал этой темы, а я не смела настаивать. Тема была, сами понимаете… Кое-что рассказывал, конечно. Власов первым квартирным хозяином был, у которого Карл по приезду в Петербург комнату снимал. Ласков был к Карлу, пока тот военному делу учился в Петербурге. И письма ему на войну писал. Когда Карл вернулся – снова приютил. Деньги ссужал – без процентов, по-родственному. А после расправы с Власовым… Знаете, что больше всего Карла потрясло? То, что в бумагах старика обнаружилось завещание в его пользу. Вместе с погашенными долговыми векселями, приготовленными как подарок к свадьбе Карла…

– И это всё, что вы знаете? – недоверчиво поинтересовался Ивелич. – А больше Карл про этого «доброго» старичка ничего не рассказывал?

– А что он должен был ещё рассказывать? – удивилась, в свою очередь, Ольга Владимировна. – Поминал про его шутки какие-то неуместные и не всегда этичные, – так Власов же был старым человеком, со своими причудами и суждениями…

Кушетка за ширмой снова заскрипела.

– Да-да, со своими причудами… Не подадите ли обескровленному пациенту сигару, Ольга Владимировна? – попросил Ивелич. – Сам хотел встать, да чуть не свалился, голова так и кружится…

– Конечно! – Дитятева принесла графу сигару, помогла зажечь её.

Выпустив несколько колечек дыма, Ивелич недоверчиво поинтересовался:

– Значит, Карл в своих рассказах ограничился газетною, так сказать, версией освещения трагедии в Гродненском переулке? Эх, Карл, Карл! Даже с супругой секретничал, вот ведь упрямое создание!

– Да о чём вы, Марк Александрович? Что Карл от меня скрывал? Что вы можете знать об этом? Вас же и в Петербурге в ту пору не было!

– В пору ареста Карла – не было, ваша правда, – Ивелич попыхтел сигарой, выпустил несколько клубов дыма. – А вот старого «проказника» я прежде знал очень хорошо. И, доложу я вам, много он крови Карлу попортил! И, не случись того, что случилось – неизвестно как бы дело в конечно итоге обернулось, Ольга Владимировна!

– Да не томите, Марк Александрович! Что вы знаете? Говорите!

Из-за ширмы некоторое время слышалось лишь пыхтение. Наконец, Ивелич заговорил:

– Слыхали когда-нибудь, сударыня, про феномен айсберга?

– Айсберги? – недоуменно переспросила она. – Плавающие ледяные горы? Читала про них, разумеется, но при чём тут…

– Сейчас поясню. Первое удивительное свойство этих странствующих по морям ледяных гор – в их внутреннем состоянии. Ну не поразительно ли, право – вокруг горько-солёная стихия, а сам айсберг представляет собой кристально-чистую, прямо-таки родниковую воду? Второе свойство – обманное: над волнами возвышается лишь малая часть гигантской ледяной горы. Одна седьмая, ежели не ошибаюсь. И плывет по морю навстречу айсбергу корабль. Видит рулевой льдинку по курсу и не сворачивает. Думает: сей момент я эту льдину покрошу! А малая льдинка оказалась верхушкой айсберга! Поверил мореплаватель своим глазам, пренебрег, опасностью – и пиши пропало!..

– Марк Александрович, вы, наверное, утомлены после кровопускания, – осторожно прервала его Дитятева. – Может быть, поспите пока?

– Полагаете, что старый легионер сошёл с ума, дражайшая Ольга Владимировна? – хмыкнул Ивелич. – Просто я смело могу уподобить людское представление о трагедии многолетней давности феномену айсберга. На поверхности, для обозрения падкой для зрелищ публики, представлена банальнейшая и всем понятная картина. Молодой, бесшабашный гуляка-гвардеец, не обремененный никакими моральными принципами, делает долги, а после, чтобы не платить по векселям, берёт да и режет горло старику и его прислуге. Ну разве не дважды подлец для общества, сударыня? Пускал пыль в глаза, сорил чужими деньгами в расчёте на богатое приданное. А главное – убил благодетеля своего! А тут ещё и духовная этого самого благодетеля всплывает в пользу «подлеца»-гвардейца! И векселя, ростовщиком погашенные и приготовленные пригретому на груди «змеенышу» как свадебный подарок. Да он для общества четырежды подлец, сударыня!

– Не понимаю, для чего вы мне всё это говорите? Ваш друг сейчас, может быть, умирает, а вы смакуете подробности его греха, который камнем на нём всю жизнь висит!

– Вот-вот, сударыня! Я ж недаром вам про феномен айсберга вам толкую! На поверхности вроде малая льдина плавает – а ежели нырнуть, сударыня – целая ледяная гора перед очами! Так и с Власовым – живет-поживает на глазах общества безобидный старичок. Не просто живет, а благие дела творит, людям помогает. А ежели поглубже копнуть – то настоящим-то подлецом Власов выходит! Только Карл да я знаем, как он много лет своими издевательствами травил душу Карла. Прикармливал его, как выхаживает приблудного щенка подобравший его в подворотне прохожий. Вот только цель у прохожих разною может быть, сударыня! Кто от доброты своей щенка подберет, а кто для того, чтобы вырастить из него свирепое и безжалостное своё подобие! Такое же, как и «невинно убиенный» Власов.

– Марк Александрович, прошу вас: не грешите! О покойных либо хорошо говорят, либо ничего. Бога вы не боитесь…

– При чём тут Бог? Речь о людских деяниях, Ольга Владимировна! Да, приветил Власов робкого юношу-провинциала Ландсберга. Отчего? Может, и бескорыстный был в ту пору порыв, без умысла – не знаю! Но дальше-то он стал лепить из него своё подобие! Обидно шутил – показывая юноше, что только так с людьми и можно жить: приблизить, обогреть, а потом наотмашь да по щекам! Деньгами юношу беспроцентно ссужал – было, не спорю! Но по мелочи! Три, пять рублей – пока Карл в школе вольноопределяющихся учился… Заметьте, сударыня, что серьёзные