Я начал медленно вытаскивать сигареты. Ага, понятно. Сначаладумал вытрясти из меня нужные сведения, припугнув: мол, опознали тебя, теперьрассказывай, а когда номер не вышел, запел соловьем. Ну уж нет, голубчик, я,между прочим, вплотную подобрался к разгадке абсолютно сам. Мне непотребовались никакие советчики. Я точно знаю теперь, что Раиса Яковлева решилавыдать себя за Риту, вот только не понимаю, почему она придумала эту штуку,какую выгоду получила. И еще неясно, кто же погиб в тот день на шоссе: Рита илиРая? До сегодняшнего дня я, не колеблясь, мог ответить на этот вопрос, нотеперь меня обуревают сомнения. Шедшая по дороге девушка кричала: «Привет,Вава».

Я, ожидавший Риту, естественно, ничего не заподозрил. Труп вморге никто не опознавал, да и никакой необходимости в неприятной процедуре небыло, несчастье-то произошло у меня на глазах, сомнений личность убитой невызывала. В день похорон нам выдали раскрашенное тело, честно говоря, толькоприблизительно похожее на Риту, но ведь смерть порой меняет внешность так сильно,что дети не узнают родителей… Так кто лежит на кладбище в ожидании шикарногопамятника: Рита или Рая? Зачем был придуман обман, кем?

Внезапно в голову пришла еще одна, совсем уж странная мысль:до чего же это увлекательное занятие, ловля преступника. Тут требуются ум,наблюдательность, сообразительность, актерское мастерство… ей-богу, работадетектива намного веселей, чем нудные обязанности исполнительного секретаряблаготворительного фонда «Милосердие»… Я сам найду убийцу.

— Ну так как, Иван Павлович? — тихо спросилВоронов. — Вижу, вы решились.

Я посмотрел на следователя. А он неплохой физиономист.Максим Иванович прав, я решился, только вовсе не на то, на что он рассчитывает.

Вздохнув, я развел руками.

— Ума не приложу, о чем вы? Поиск убийцы! Человек,столь далекий от криминального мира, как я, вам, наверное, еще не встречался.Понимаю, что сейчас насмешу, но я перехожу улицу только на красный свет и, каквы верно заметили, живу в своем, иллюзорном мире, который имеет мало общего сокружающей действительностью. Вы ошибаетесь, принимаете меня за другого.

— Улицу следует переходить на зеленый свет, — тихосказал следователь.

— Естественно, — удивился я.

— А вы только что обронили: иду на красный свет.

— Я оговорился.

— Дедушка Фрейд учил нас, что случайных оговорок небывает, — медленно протянул Воронов.

— Извините, мне пора, — вежливо, но твердо заявиля.

— Да, конечно, — ответил следователь и протянулмне пропуск.

Я взял бумажку и пошел к двери.

— Иван Павлович, — окликнул МаксимИванович, — знаете, я долгие годы был фанатом вашего отца, простозачитывался его романами.

— Очень приятно это слышать.

— Прошу вас как сына моего любимого писателя, еслипочувствуете себя крысой, загнанной в угол, позвоните, тут все телефоны:рабочий, домашний, мобильный. Поверьте, я могу стать хорошим другом.

— Не сомневаюсь, — улыбнулся я.

— Поэтому, — спокойно продолжил Воронов, —звоните смело, всегда приду на помощь.

— Спасибо, — ответил я и ушел.

К Николетте я опаздывал, часы уже показывали пять, когда явышел из монументального здания на Петровке, поэтому не поехал домойпереодеваться, а явился к матери прямо в джинсах и ярко-синем пуловере.

— Вы к кому? — крикнула Тася.

— Открывай, не бойся.

Домработница загремела замками и потом растеряннопроизнесла:

— Ванюша?! Чегой-то ты с собой сделал?

— Постригся, — спокойно ответил я. — А что,плохо?

— Не-ет, — протянула Таисия, — простонепривычно, помолодел, похорошел, прямо узнать нельзя.

Это верно, торговка из книжного ларька меня и не узнала.

— Интересно, — продолжала Тася, вешая моюдубленку, — что Николетта скажет…

Не успела она договорить, как в прихожую вылетела мать. Вкакую-то секунду мне показалось, что в доме начался пожар, и в холл вырвалсяязык пламени. Сегодня матушка была облачена в пронзительно-красное платье,удивительно подходившее к ее светлой коже и русым волосам. Несмотря на возраст,а вы, зная, что мне исполнилось сорок, легко подсчитаете, сколько летНиколетте, маменька сохранила тонкую, просто осиную талию, прямую спину исверкающий взгляд. Те, кто видит ее впервые, искренне уверены, что имеют дело смолодой женщиной. Она смело обнажает руки и шею, которые после несколькихподтяжек выглядят превосходно, да и с лицом у нее полный порядок. Впрочем,безалаберная во многих вещах, Николетта, когда дело доходит до внешности,проявляет просто настоящую самоотверженность. Лет двадцать назад маменька вдругпоняла, что начинает раздаваться в боках. Мигом со стола исчезли масло, хлеб,сахар, конфеты. Ни разу больше я не видел, чтобы она разворачивала шоколадку,лакомилась обожаемыми взбитыми сливками или угощалась сладкими булочками.

И еще она носит каблуки, заразительно смеется, водит машину…Никогда, даже в шутку, я не слышал от нее фразы типа: «Ну, я пожилая дама…»

Нет, Николетта произносила совсем иное: «В моем возрасте,когда большая часть жизни еще впереди, можно позволить себе быть слегканеразумной».

— Вы ко мне? — распахнула бездонные глазаНиколетта.

— Ты не узнаешь сына? — хмыкнул я.

Маменька разинула рот, потом взвизгнула:

— Вава!!! Что ты с собой сделал!!!

— Постригся, тебе не нравится?

— Отвратительно, — закричала Николетта, —ужасно! Уродство! Ты стал похож на этих мерзких парней из фильмов про мафию!

— А мне кажется, что хорошо, — меланхоличновступила в беседу Тася. — Ваня теперь на тридцать с небольшим глядится,видно, какой молодой, а с длинными волосьями просто стариком казался, дедом,ей-богу!

— Много ты понимаешь, — заорала было Николетта,но, внезапно, прикусив язык, закончила: — Вообще, верно. Как ни странно, но этаабсолютно уродская прическа тебя и впрямь делает юношей.

Ага, значит, Николетта сообразила, что взрослый сын,выглядящий как дедушка, ей совершенно ни к чему, и дала задний ход. Я уже былорешил, что отделался малой кровью, но тут маменька переместила свой взор смоего лица на фигуру и прошипела:

— Вава!!! Ты! В джинсах!!! Почему не в смокинге?