— Но…

— Нет уж, лучше скажите, — кипятилась хозяйка, —куда деньги на поликлинику делись, а? Чегой-то ваш разлюбезный Кондратюк толькокотлован отрыл? И за какие шиши его доченька отправилась в Москву учиться, вшубе и на машине, а?

Понимая, что разговор о продажной местной администрациизаведет нас совершенно не в ту степь, я безнадежно поводил глазами по стене инаткнулся на слегка выцветшую грамоту, висящую в рамке между сервантом ителевизором. Зрение у меня стопроцентное, правда, начинается ужедальнозоркость, поэтому без всякого усилия прочитал: «Ученица одиннадцатогокласса школы № 2 города Красномосковска Раиса Яковлева награждается запервое месте в конкурсе-смотре молодых талантов в номинации „ПевицаКрасномосковска“». Можно, конечно, посмеяться над корявой фразой, но мне в этотмомент было не до красот стиля, в голову мигом пришло нужное решение.

Весело рассмеявшись, я сказал:

— Не думал, что похож на чиновника, вот уж не знаю,радоваться или обижаться такому сравнению. Простите, не представился, ИванПодушкин, продюсер. А как вас величать?

— Зоя, — ответила бабенка и переспросила: — Откудавы?

Я вновь засмеялся:

— Телевизор смотрите?

— Конечно.

— Видели там всякие клипы? Ну, музыкальные такиезарисовки.

— И чего?

Я пустился в объяснения. Снимаю, вернее, даю деньги насъемки таких клипов. Но зрителю надоедают одни и те же лица, без концамелькающие на голубом экране, люди хотят видеть новые мордашки… Вот и езжу попровинции, выискиваю голосистых девчонок. Добрые люди подсказали, что РаяЯковлева поет замечательно.

Зоя разулыбалась:

— Верно, голос у нее словно колокольчик, чистый такой.Только опоздали вы.

— Неужели Петров перехватил? — в притворном ужасевоскликнул я. — Вечно он везде первым успевает.

— Раечка уехала в Москву учиться, — пояснилаЗоя, — еще летом.

— И куда? — тихо спросил я.

— А в этот поступила, — засмеялась Зоя, — нукак его, погодьте, сейчас.

Быстрым шагом хозяйка подошла к серванту, выдвинула ящик идостала письмо.

— Вот тут где-то…

— Можно посмотреть?

— Конечно, — радушно разрешила Зоя и протянула мнелисток.

«Милая мамочка! Как там вы поживаете? У меня все хорошо. ВоВГИКе очень интересно, нам даже предлагают сниматься в кино…»

Целая страница вранья о несуществующей учебе в Институтекинематографии. Заканчивалось послание фразой: «Пиши мне не на адрес общежития,а К-9, до востребования. А то у нас вечно нет дежурной, и письма пропадают».

— Надо же, — протянул я, — столько ехал, изря! Думал, Раечка дома.

— Нет, она в Москве учится.

— Последнее письмо когда пришло?

Зоя засмеялась:

— Не любительница она писать. В августе и сентябре,правда, на выходные приезжала, заскучала, видно. А потом! Цидульку прислала,обещалась на каникулы приехать.

— И по телефону не звонила?

— А он у нас есть? На переговорный пункт идти надо, аон только до четырех работает, Рая в это время учится.

Она продолжала простовато улыбаться. Я вытащил из бумажникафотографию Риты.

— Узнаете дочку?

Зоя взяла снимок и внезапно посерела. Никогда до этого всвоей жизни я не видел, чтобы женщина с такой скоростью теряла все краски влице.

— Это… она… — забормотала Зоя.

Ее руки, держащие фотографию, мелко-мелко задрожали.

В эту минуту раздался стук двери и пронзительный противныйстарческий голос провизжал:

— Зойка, кобыла, сумку прими. Зойка, кого зову! Селажопой на диван.

— Бегу, мама! — крикнула баба.

Потом схватила меня за руку цепкими, совершенно ледянымипальцами и умоляюще прошептала:

— Ступайте во двор, к воротам, ща выйду. Очень прошу,свекрови ни слова, я скажу, что вы агитатор с избирательного участка.

— Зойка, где ты? — надрывалась старуха.

Бабенка выскользнула за дверь.

— Долго тебя ждать, лентяйка чертова! — донеслосьиз коридора.

— Простите, мама, — забубнила женщина, — тамиз избирательного участка мужик пришел, агитатор.

— Ну и за кого он?

— За Кондратюка.

— Так, — голосом, не предвещавшим ничего хорошего,заявила, входя в комнату, пожилая женщина.

Я быстро посмотрел на нее. Старуха выглядела вылитойКабанихой. Толстая, грузная, с нездорово-отечным лицом, маленькими глазками,поджатыми губами и бесформенным носом картошкой. Одета вошедшая была в нечто,больше всего напоминающее мешок для муки. Тяжело переваливаясь, она дошла достола и голосом, похожим на скрип двери, отрубила:

— Ступайте отсюдова, ваш Кондратюк вор.

Я нацепил на лицо самую милую улыбочку, но она абсолютно неподействовала на пожилую тетку, светского воспитания у нее не имелось.

— Давай, давай, — поторопила она, — нечеголюдей задерживать, забот у нас хватает.

— Ухожу, — миролюбиво сказал я.

— Вот-вот, уметайся, — подхватила бабка, —скажи спасибо, что сына нет, он бы тебя с лестницы спустил.

— Ну зачем вы так, мама, — робко встрялаЗоя, — человек на работе, подневольный, небось нужда заставила по дворамтаскаться.

— Приличный человек к Кондратюку не пойдет, —заявила старуха, — ну, кому велено, убирайтесь.

— Ухожу, ухожу, — поднял я вверх руки, —только пусть ваша дочь до ворот проводит, собак боюсь.

— У меня никогда не могла такая дура родиться, —рявкнула милая мама, — впрочем, ступай. Зойка, пригляди, чтобы не сперчего во дворе, ведра там новые и топор только купленный.

Зоя довела меня до калитки и, шепнув: «Подождите на улице»,убежала.