На головы солдат посыпались цветочные горшки, стулья,кастрюли, палки, бутылки — пустые и полные вина. Бутылок было особенно много —они рвались как гранаты, осыпая солдат стеклянной шрапнелью. Красная кровьвинограда сливалась с человеческой кровью.

Все смешалось. Солдаты закрывали головы, стреляли вверх, поокнам. Я был на мгновение забыт.

И было бы предательством мертвых не воспользоваться этимимгновениями.

Прекратив вырывать из пут ноги — сеть была липкая и толькоспеленывала меня все больше и больше, я пополз к раздутому трупу. В падениисолдат придавил свой автомат, я отпихнул тело и взял в руки оружие.

Что-то в этом автомате было от легендарного «калаша». Вовсяком случае, пальцы сами нащупали предохранитель, перевели на автоматическийогонь. Присев и уперев приклад в плечо, я задержал дыхание.

И повел стволом, поливая десантников свинцом.

У меня не было ни капли жалости. Никаких колебаний. Вы ужезаставили меня убивать, сволочи: повстанцев в Кимгиме, акушерку на Земле.Получите и сами. Хватит, игра в прятки кончилась!

Я даже не сразу поймал тот миг, когда время вокругзамедлилось. Неспешно сыпалась из окон утварь, пули рвали бронежилетыдесантников, падали изломанные очередью тела. Сердце будто замерло, а кровь вжилах, напротив, кипела. Автомат в руках подергивался неторопливо,основательно, будто гвозди вколачивал. Казалось, еще чуть-чуть — и я увижу, каквылетают из ствола пули.

Мои способности функционала вдруг снова вернулись. Безвсякой башни, без функции, порожденной мной и породившей меня, без поводкаэнергетической пуповины — я вошел в ускоренный ритм.

Изменилось и зрение. Нет, я не видел ауру, как это называлкардинал. Я просто отчетливо понял, что среди убитых было два функционала —одного из них прикончил пес кардинала. Они были… какие-то другие. Более яркие,что ли…

Еще я увидел радужное марево, будто огромный мыльный пузырьколыхающееся на ветру. Маскировочное… поле? Пленка? Не знаю что, но это былатакая же дрянь, как скрывавшая до поры до времени десантников. И в этом пузыректо-то прятался.

Не отводя взгляда от невидимки, я нашарил на раздутом телесолдата (только бы не лопнул!) ножны, вытащил клинок. С трудом, но все жерассек липкие нити, встал. Крикнул:

— Выходи, сволочь! А ну выходи!

Я не сомневался, что там прячется функционал. Такой жеускоренный, как и я. А значит, он сумеет разобрать мои слова.

— Впечатлен! — отозвался невидимка. — Но стоит ли такнервничать? Мы же разумные люди…

Я выстрелил на голос. Автомат выпустил короткую очередь изахлебнулся. То ли я промахнулся, то ли у врага не только невидимость, но еще икакая-то защита.

Но одного я все же добился. Продолжать разговор враг нерискнул. Мелькнул в воздухе светящийся росчерк, слегка хлопнул воздух, будтолопнул пузырь. Тот, кто командовал моим неудавшимся захватом, ушел таким жепутем, как перемещался между мирами Котя. И, кстати, точно так же избегаяравного боя.

Куратор? На мой захват послали куратора? Или еще какую-товажную птицу из Аркана? Рядовые функционалы, кем бы они ни были, такимифокусами не владели.

В одном я был уверен — голос хоть и казался смутно знакомым,но принадлежал не Коте. По крайней мере это была не подстава с его стороны. Даи зачем, если разобраться, Коте вести двойную игру — и при этом спасать меня отпольских полицейских, затем с Януса? Нет, паранойя хороша в меру…

Я подошел к кардиналу. Посмотрел в лицо Рудольфа, покачалголовой. Человек, в которого попадает четыре или пять автоматных пуль, умираеточень быстро.

Девушки тоже были мертвы. Я присел на колени возле Элисы,перевернул ее на спину, вытянул руки вдоль тела. Две пули — в живот и в сердце.Можно порадоваться хоть тому, что она умерла быстро.

Если бы все это происходило в кино или книжке, то Элиса,конечно, еще была бы жива. Она прошептала бы мне что-то трогательное ивоодушевляющее, вроде того напутствия Рудольфа — «найди сердце тьмы». Ну, кпримеру, «все как в той книжке… один за всех и все за одного…». И я бы уходилпрочь закусив губу, со слезами в глазах и жаждой мщения, весь такой одинокий,гордый и непреклонный…

По плечу мне заехал выпущенный из окна горшок. Самыйнатуральный ночной горшок из тяжелого фаянса. Хорошо, что вскользь, и хорошо,что пустой.

Время снова вернулось к обычному течению. И в этом временине было места для громких фраз, красивых клятв и рыданий над павшими.

Пусть мертвые сами хоронят своих мертвецов. Уверен, что иРудольф, и Элиса меня бы поняли.

Я бросил автомат с пустым рожком и схватил другой. За спинойу солдат были небольшие ранцы — я снял один, внимательно глянув, чтобы тот неоказался простреленным. Будем надеяться, что там найдутся патроны.

А вот теперь придется улепетывать, пока разъяренные жителине выскочили на улицы. Вряд ли мне удастся доказать толпе, что я «свой», а непришел с налетчиками…

Вначале я побежал по улочке, ведущей к казармам. Направлениекаким-то чудом удержалось в памяти. Вовремя — за спиной хлопали двери ислышались голоса. Меня вроде бы не преследовали.

Метров через пятьдесят я остановился.

А туда ли я бегу?

Не примут ли меня полицейские за врага? Не напустят ликаких-нибудь боевых мальтийских мышей, не зарубят ли на всякий случайалебардами?

Да и что хорошего выйдет из попытки спрятаться за спинамиместных ландскнехтов? Только новые трупы и новые потрясения…

За мной следят. Более того — могут открывать порталы прямона моем пути. Арканцы будут давить, пока кардиналы не сочтут, что я обхожусь имслишком дорого и маленькая сделка с дьяволом — меньшая из зол. А они придут кэтой мысли, когда им пообещают засунуть под собор Святого Петра термоядернуюбомбу…

Не знаю, что мной двигало — отчаяние или неожиданномелькнувшие вновь способности функционала. Я поднял руку, посмотрел на стальноеколечко — последний кусочек моей башни. Нет, дело не в нем, конечно же. Этопросто пять граммов железа. Но мне так проще… чтобы помнить то, что со мнойсделали. Чтобы разозлиться. Чтобы стать вровень с трусливым невидимкой,устроившим побоище на мирных улицах Рима.

Вровень — или сильнее.

— Мне нужно сердце тьмы, — сказал я. — Мне нужно найти вашикорни, найти и выжечь. Никому… не позволено… так… поступать…

Я повел по воздуху рукой, выставив указательный палец, —будто писал стилусом на огромном сенсорном экране. Я не знал, что именно«пишу». Я не знал, как это должно происходить. Котя говорил, что ему нужна«наводка», что он должен побывать в том месте, куда хочет перенестись, илизнать человека, за которым следит. Мне надо было что-то другое. Что-то совсемуж необычное.