Я вылезла из машины, держа наготове браунинг на случай, еслипсихи решили нас преследовать. Они могли подобрать револьвер и погнаться занами.

Ребенок не шевелился. Я слишком далеко стояла, чтобы видеть,есть ли подъем и опускание грудной клетки. Да, слишком далеко. В целом ярде.Господи, пусть он окажется жив!

Ребенок лежал на животе, одна рука под телом, вероятно,сломана. Оглядев темное кладбище, я нагнулась к ребенку. Из темноты не вылетелисумасшедшие правые фанатики.

Ребенок был одет в пресловутый мальчиковый костюм –полосатая рубашка, шорты, кроссовочки. Кто же отпустил его в летней одежде втакую холодную ночь? Мать. Какая-то женщина одевала его, любила его и отпустилаего на гибель.

Кудрявые каштановые волосы были шелковые, по-детски тонкие.Кожа на шее холодная на ощупь. От шока? Для посмертного остывания слишком рано.Я ждала удара пульса на шее, но ничего не слышала. Мертв. О Господи, нет, ненадо!

Голова приподнялась, и изо рта раздался тихий звук. Живой.Слава тебе Боже, живой!

Он попытался перевернуться, но упал на дорогу снова. Изаплакал.

Ларри вышел из машины, направляясь к нам.

– Что и ним?

– Он жив, – ответила я.

Мальчик определенно хотел перевернуться, и потому я взялаего за плечи и помогла, пытаясь зафиксировать правую руку к телу. Сверкнулибольшие карие глаза, круглое детское лицо, а в правой руке у него был ножбольше его самого.

– Скажи ему, чтобы помог меня передвинуть, – шепнул он.

Между детскими губами сверкнули миниатюрные клычки. Нож былприжат к моему животу повыше спортивной сумки, и острие скользнуло под куртку,касаясь рубашки. Это был один из тех моментов, когда время тянется, как вкошмаре с замедленной съемкой. Все время вселенной было в моем распоряжении,чтобы решить, предать Ларри или умереть. Никогда никого не выдавай монстрам –такое у меня правило. Я раскрыла рот и завопила:

– Беги!

Вампир меня не заколол. Он просто застыл. Я была ему нужнаживая, вот почему нож, а не клыки. Я встала, а вампир просто на меня пялился. Унего не было плана на этот случай. Отлично.

Машина стояла на месте, из открытых дверец лился свет. Фарыгорели двумя театральными прожекторами. Ларри в нерешительности застыл рядом.

– В машину! – заорала я во всю глотку.

Он бросился к открытой дверце. В сиянии фар появиласьженщина. Она была одета в длинное белое пальто поверх сливочного и бронзовогоцветов очень хорошего брючного костюма. Раскрыв рот, она зарычала на свет,блестя клыками.

Я бежала, на ходу крича:

– Сзади!

Ларри глядел на меня, мимо меня. Глаза его полезли на лоб. Яслышала за собой топот маленьких ножек. Лицо Ларри перекосило от ужаса. Он что,впервые увидел вампира?

Я вытащила пистолет, продолжая бежать. На бегу стреляя,хрена с два попадешь. У меня был вампир сзади и вампир спереди. Хоть монетубросай.

Вампирша бросилась на капот машины и длинным грациознымпрыжком навалилась на Ларри, покатившись с ним поперек дороги.

Стрелять в нее я не могла, не рискуя попасть в Ларри. Впоследнюю секунду я повернулась и наставила пистолет в упор в лицо дитяти –вампира.

У него расширились глаза, и я потянула спусковой крючок.Что-то ударило меня сзади, пуля ушла в сторону, а я оказалась лежащей на животена дороге, и на спине у меня лежало что-то побольше хлебного ларя.

У меня отшибло дыхание. Но я повернулась, пытаясь наставитьпистолет на то, что было у меня сзади. Если я сейчас чего-то не сделаю, мне уженикогда, быть может, не придется давать себе труда дышать.

На меня налетел мальчик, опуская вниз сверкающее лезвие.Пистолет поворачивался, но слишком медленно. Будь у меня в легких воздух, я бызакричала. Нож вошел в рукав моего жакета, я ощутила, как он впивается вдорогу. Рука оказалась пришпиленной к дороге. Я спустила курок, и пуля ушла втемноту, никому не повредив.

Я вывернула шею, пытаясь увидеть, кто или что сидит у меняна спине. Скорее что, чем кто. В красном сиянии стоп-сигналов машины его лицобыло плоским, торчали высокие скулы и почти раскосые глаза, висели прямыечерные волосы. Ему бы быть вырезанным из камня в окружении змей и ацтекскихбогов.

Он протянул руку и охватил пальцами мою правую руку, ту, чтобыла приколота к дороге и в которой держала пистолет. Он вдавил мои пальцы вметалл и сказал грубым и тихим голосом:

– Брось, а то я раздавлю руку.

И нажал так, что я охнула.

Ларри высоким и печальным голосом вопил.

Вопить – это хорошо, когда ничего другого делать неостается. Я поскребла по земле левой рукой, стягивая рукав вверх и обнажая часыи браслет с крестиками. Они блеснули в лунном свете. Вампир зашипел, но невыпустил мою руку с пистолетом. Я полоснула его по руке браслетом. Донессяострый запах горелого мяса, но вампир свободной рукой вцепился мне в левыйрукав. Касаясь только рукава, он припечатал мою левую руку назад, чтобы я немогла тонуть его крестами.

Будь он новоумершим, от одного вида крестов он бы убежал своплем; но он был не просто старым – он был древним. Чтобы снять его с моейспины, нужно было больше, чем просто освященные кресты.

Ларри снова вскрикнул.

Я тоже завопила, поскольку ничего другого сделать не могла,только разве что держаться за пистолет, чтобы вампир раздавил мне руку.Непродуктивно. Я была нужна им не мертвая, но раненая вполне сгодилась. Он могбы раздавить мою руку в кровавую кашу.

Я выпустила пистолет, крича и дергаясь на ноже, которым былприколот мой рукав, пытаясь выдернуть из руки вампира свой левый рукав, чтобывдавить в него кресты.

У нас над головой прогремел выстрел. Мы все замерли ипоглядели на кладбище. Джереми Рубенс и компания нашли свой револьвер истреляли в нас. Они думали, что мы в сговоре с монстрами? Или им было всеравно, в кого стрелять?

– Алехандро, на помощь! – крикнул женский голос.

Кричали сзади.

Вдруг вампир на моей спине куда-то делся. Почему – я незнала и не интересовалась. Я осталась наедине с ребенком – монстром, которыйсклонился надо мной, глядя большими темными глазами.

– Разве тебе не больно?

Вопрос был такой неожиданный, что я ответила:

– Нет.

Вид у него был разочарованный. Он присел возле меня накорточки, держа руки меж бедер.

– Я думал тебя порезать, чтобы полизать кровь.

Голос его все еще был голосом малыша, и таким он останетсявсегда. Но знание в его глазах обжигало мою кожу как жаром. Он был старшеЖан-Клода, намного старше.