Отец Ральф привез из Джилли невысокие сапожки на резинках ибрюки из плотной саржи для верховой езды и — р-раз! — выложил покупки накухонный стол в доме Клири. Пэдди, несколько удивленный, поднял голову откниги, которую читал после ужина.

— Что это у вас, ваше преподобие?

— Костюм для Мэгги, чтобы ездила верхом.

— Что-о? — рявкнул Пэдди.

— Что-о?! — пискнула Мэгги.

— Костюм для Мэгги, чтобы ездила верхом. Честное слово,Пэдди, вы просто болван! Наследник самого большого, самого богатого имения вовсем Новом Южном Уэльсе — и ни разу не дали единственной дочери сесть налошадь! Как же она, по-вашему, займет свое место рядом с мисс Кармайкл, миссХоуптон и миссис Энтони Кинг? Они-то все — прекрасные наездницы! Мэггинепременно должна научиться ездить и в дамском седле, и по-мужски, слышите? Японимаю, вам недосуг, поэтому буду сам ее учить, нравится вам это или не нравится.Если это отчасти помешает ее домашним обязанностям, ничего не поделаешь.Придется вашей жене раз в неделю несколько часов обходиться без помощи Мэгги,только и всего.

Что-что, а спорить со служителем церкви Пэдди не мог, иМэгги начала ездить верхом. Уже не первый год она об этом мечтала, однаждыробко попросила у отца разрешения, но он тут же про это забыл, а большеспрашивать она не посмела: раз папа молчит, значит, не позволяет. А учиться усамого отца Ральфа — что может быть чудеснее! Но Мэгги постаралась скрыть своюрадость: ее преклонение перед отцом Ральфом успело уже перейти в пылкую девичьювлюбленность. И, прекрасно зная, что этому не бывать, она позволяла себероскошь втайне мечтать о нем — как бы это было, если бы он обнял ее, поцеловал?

Дальше она в мечтах не заносилась, ибо понятия не имела, чтоможет быть дальше да и есть ли какое-то «дальше». И хоть она знала, что грешнотак мечтать о священнике, но никак не могла взять себя в руки и отогнать этимечты. Только ухитрялась ничем не выдать себя, чтобы он ни в коем случае недогадался о таких беззаконных ее мыслях.

Из окна гостиной Мэри Карсон смотрела на отца Ральфа иМэгги, они шли от конюшни, расположенной по другую сторону дома, дальше отжилища старшего овчара. Работники в имении ездили на обыкновенных рабочихлошадях, этих в стойле не держали, они либо трусили по участкам в упряжке илипод седлом, либо в часы отдыха щипали траву вокруг Главной усадьбы. Но была вДрохеде и конюшня, хотя пользовался ею теперь один отец Ральф. Только для негоМэри Карсон держала двух чистокровных лошадок — беспородные рабочие клячи недля него! И когда он спросил, нельзя ли и Мэгги ездить на его лошадях, тутнечего было возразить. Девчонка ей племянница, и он прав — племянница хозяйкиДрохеды должна уметь ездить верхом.

Каждая косточка в обрюзгшем старом теле Мэри Карсон ныла отдосады: если б можно было тогда отказать или уж ездить вместе с ними! Но иотказать она не могла, и взгромоздиться в седло ей уже не под силу. И злоберет, когда видишь, как они шагают по лужайке — он в бриджах и высокихсапогах, в белой рубашке, изящный, точно балетный танцор, она в своих брючкахстройна и хороша какой-то мальчишеской красотой. Они так и светились дружескойнепринужденностью, и в тысячный раз Мэри Карсон с недоумением подумала: почемуникто больше не осуждает эту до неприличия тесную дружбу? Пэдди только радуетсяей, Фиа — дубина несчастная! — по обыкновению, молчит, а для мальчиков этидвое все равно что брат и сестра. Быть может, она, Мэри Карсон, видит то, чегоне видят другие, потому что и сама любит Ральфа де Брикассара? Или ей простомерещится и ничего тут такого нет, просто мужчина, которому сильно за тридцать,дружит с девочкой-подростком? Чушь! Ни один мужчина за тридцать, даже и Ральфде Брикассар, не будет так слеп, чтобы не разглядеть распускающуюся розу. ДажеРальф де Брикассар? Ха! Особенно Ральф де Брикассар. Уж он-то все видит изамечает. Руки ее тряслись: на лист бумаги внизу брызнули с пера темно-синиекапли. Узловатые пальцы придвинули новый лист, опять обмакнули перо вчернильницу и еще раз с прежней уверенностью вывели те же слова. Потом МэриКарсон тяжело поднялась на ноги и потащилась к двери.

— Минни! Минни! — закричала она.

— Господи помилуй, сама зовет! — послышался голосгорничной в зале напротив. Из-за двери выглянуло усыпанное веснушками лицо, нимолодое, ни старое. — Чего вам подать, миссис Карсон, миленькая? —спросила Минни, недоумевая, отчего старуха, против обыкновения, не вызвалазвонком миссис Смит.

— Поди позови городилыцика и Тома. Пришли их сюдасейчас же.

— Я сперва скажу миссис Смит?

— Нет! Делай, что тебе говорят!

Том, садовник, семнадцать лет назад был обыкновеннымбродягой, скитался по дорогам с котелком и скаткой, нанимался то там, то сям наработу, но влюбился в цветники Дрохеды и уже не мог с ними расстаться.Городильщика, вечного кочевника, ибо таково уж его ремесло — без конца ходитьпо участкам и выгонам, вколачивать в землю столбы для оград и натягивать междуними проволоку, — недавно оторвали от его прямого дела, чтобы к празднествупоправить белую ограду Большого дома. Испуганные нежданным приглашением, онисразу пришли и стали перед хозяйкой, оба в рабочих штанах, в подтяжках, внижних рубахах, и от беспокойства вертели в руках мятые шляпы.

— Писать умеете? — спросила Мэри Карсон. Обакивнули, глотнули от волнения.

— Хорошо. Вот смотрите, сейчас я подпишу эту бумагу, авы распишетесь немного пониже, тут же под моей подписью поставите свои фамилиии адреса. Поняли?

Оба кивнули.

— Да смотрите, подписывайтесь в точности так, каквсегда, и свой постоянный адрес пишите разборчиво. Можете указать почту, кудавам писать до востребования, это мне все равно, лишь бы вас можно былоразыскать.

Оба смотрели, как она подписывалась; на этих листах толькосвою подпись она вывела крупно, широко. Подошел Том, с трудом проскрипелбрызгающим пером по бумаге, затем городильщик большими круглыми букваминачертил:

"Чез. Хоукинс» и адрес в Сиднее. Мэри Карсон неотрывноследила за ними: когда оба кончили, она дала каждому по темно-красной бумажке вдесять фунтов и отпустила их, строго-настрого приказав держать язык за зубами.

Мэгги и отец Ральф давно уже скрылись из виду. Мэри Карсонтяжело опустилась на стул у своего бюро, достала еще лист бумаги и сновапринялась писать. На сей раз ее перо бегало по бумаге не так быстро и свободно.Порой она медлила, призадумывалась, потом, оскалясь в невеселой усмешке, опятьписала. Видно, немало ей хотелось высказать, слова теснились, строчки жалисьдруг к другу, и все же ей понадобился второй лист. Наконец она перечиталанаписанное, собрала все четыре листа, сложила, сунула в конверт и запечаталаего красным сургучом.

На празднество должны были явиться только Пэдди, Фиа, Боб,Джек и Мэгги; Хьюги и Стюарту поручено было присмотреть дома за младшими, и онивтайне вздохнули с облегчением. Чуть ли не впервые в жизни Мэри Карсонрасщедрилась — все получили новое платье, лучшее, какое только можно былозаказать в Джилли.