— Да, так оно и есть. Ну и что? — сказал Ллойд опасливо.

— А то, — сказал Девинз, — что ты боялся Поука Фримена. Тыбоялся его?

— Ну, не совсем так…

— Ты боялся, что он тебя убьет.

— Да, но…

— Боялся до ужаса. Поверь в это, Сильвестр.

Ллойд нахмурился. Он выглядел как старательный студент,который никак не может ухватить смысл услышанного.

— Не позволяй мне вести тебя, Ллойд, — сказал Девинз. — Я нехочу этого. Тебе может показаться, что я хочу представить дело так, будто Поуквсе время был под действием наркотиков…

— Но он действительно был под кайфом! Мы оба были!

— Нет. Ты не был, а он был. А когда он нахмурился, он совсемсдвинулся…

— Парень, да ты, пожалуй, прав. — В памяти Ллойда возникпризрак Поука Фримена, который весело завопил «Ннннноооо!» и выстрелил вженщину, стоявшую у прилавка.

— И он несколько раз угрожал тебе оружием, когда…

— Нет, он никогда…

— Угрожал. Он сказал, что убьет тебя, если ты не будешь емупомогать.

— Ну, у меня был автомат…

— Я уверен, — сказал Девинз, пристально глядя на Ллойда, —что если ты хорошенько пороешься в памяти, то вспомнишь, как Поук сказал тебе,что автомат заряжен холостыми. Вспоминаешь?

— Ну, когда вы мне об этом напомнили…

— И именно ты был удивлен больше всех на свете, когда изнего стали вылетать настоящие пули, верно?

— Точно, — сказал Ллойд и энергично кивнул. — Меня чуть ударне хватил.

— И ты уже собирался направить автомат на Поука Фримена,когда его пристрелили, избавив тебя от этой необходимости.

Ллойд посмотрел на адвоката с зарождающейся надеждой вовзгляде.

— Мистер Девинз, — сказал он чрезвычайно искренне, — именнотак и было дело.

Ник Андрос отдернул одну из занавесок и выглянул на улицу.Отсюда, со второго этажа дома, который раньше принадлежал Джону Бейкеру,просматривался почти весь город. На главной улице никого не было видно. Жалюзина окнах всех основных учреждений были опущены. Посреди дороги сидела собака.Бока ее раздувались, а изо рта выходила белая пена. В восточной канаве лежалтруп еще одной собаки.

Он задернул занавеску и подошел к проснувшейся женщине.Джейн Бейкер была вся обложена одеялами, так как пару часов назад у нее началсяприступ озноба. Теперь с ее лица струился пот, и Ник с удивлением заметил, чтов некоторых местах ее тонкая ночная рубашка пропотела насквозь и сталапрозрачной. Но она его не видела, и он подумал, что в данной ситуации еечастичная нагота едва ли имеет значение. Она умирала.

— Джонни, принеси таз. По-моему, меня сейчас вырвет! —закричала она.

Он вынул таз из-под кровати и поставил перед ней, но онадернулась, и он упал на пол с глухим грохотом, который Ник не услышал. Онподобрал таз и держал его в руках, наблюдая за ней.

— Джонни! — вскрикнула она. — Не могу найти коробку сиголками и нитками! Ее нет в шкафу!

Никогда еще ему не приходилось так горько сожалеть о своейнемоте, так как в последние два дня. Брейсмен, методистский священник, был сней двадцать третьего числа, когда пришел Ник. Он читал ей библию в гостиной,но было видно, что он нервничает и ему не терпится уйти. Легко было понять,почему. Жар придал ее внешности какое-то розовое, девичье свечение, котороеникак не вязалось с ее горем. Возможно, священник боялся, что она заразит его.Но скорее всего, он просто стремился поскорее забрать семью и уйти через поля.Новости быстро передаются по маленькому городку, и многие уже решили уйти изШойо.

После того, как около двух суток назад Брейсмен ушел, всепревратилось в какой-то кошмар наяву. Миссис Бейкер стало хуже, настолько хуже,что Ник боялся, как бы она не умерла до захода солнца.

К тому же, он не мог быть с ней постоянно. Он принесзаключенным ленч, но Винс Хоган был не в состоянии есть. Он бредил. МайкЧайлдрес и Билли Уорнер хотели, чтобы он их выпустил, но Ник не мог заставитьсебя сделать это. И дело было не в страхе — вряд ли они стали бы терять время,мстя ему за свои обиды. Они поспешили бы сбежать из Шойо вместе с остальными.Но у него было чувство ответственности. Он дал обещание человеку, который ужеумер. Наверняка рано или поздно патрульная служба штата возьмет дело в своируки и заберет их отсюда.

В нижнем ящике письменного стола Бейкера он нашел кобуру сревольвером сорок пятого калибра и после некоторого колебания надел ее себе напояс.

После полудня двадцать третьего числа он открыл камеру Винсаи положил ему на лоб, грудь и шею по пакету со льдом. Винс открыл глаза ипосмотрел на Ника с такой молчаливой и отчаянной просьбой о помощи, что Никувнезапно захотелось что-то сказать ему — что-то, что могло бы принести ему хотябы секундное облегчение. Пока он заботился о Винсе, Билли и Майк не переставаликричать. Когда он поднимал голову, он мог прочесть у них на губах различныефразы, сводившиеся к одной единственной просьбе: «Пожалуйста, выпусти нас». Никстарался держаться подальше от них. Он уже знал о том, что паника делает людейопасными.

В этот день он мотался взад и вперед по почти пустым улицам,каждый раз ожидая найти труп Винса Хогана или Джейн Бейкер. Он искал взглядоммашину доктора Сомса, но так ни разу и не увидел ее. В тот день несколькомагазинов по-прежнему оставались открытыми, но Ник все более убеждался в том,что город постепенно пустеет. Люди покидали город, уходя по лесным тропинкам ипросекам, а, возможно, даже пересекая вброд реку Шойо.

Сразу же после захода солнца он оказался в доме Бейкеров иувидел, что Джейн, неуклюже передвигаясь по кухне в своем халате для ванной,заваривает чай. Когда Ник вошел, она посмотрела на него с благодарностью, и онзаметил, что жар у нее спал.

— Я хочу поблагодарить тебя за то, что ты ухаживал за мной,— сказала она спокойно. — Я чувствую себя гораздо лучше. Не хочешь ли чашкучая? — В этот момент она расплакалась.

Он подошел в ней, опасаясь, что она может потерять сознаниеи упасть на раскаленную плиту.

Она взяла его за руку, чтобы устоять на ногах, и положилаголову ему на грудь.

— Джонни, — сказала она в сгустившихся сумерках. — Бедныймой Джонни.

Если б он только мог говорить, — подумал Ник мрачно. Но онмог только покрепче обнять ее и подвести к стулу.