– Тебе спасибо, брат, – беззвучно прошептал он.

Чертова, кетаста! Какие боги решили, что убить брата за смерть отца – это то, что «должно быть»?

Тахир ненавидел отца, но не смел поднимать руку, опасаясь кары за столь тяжкий грех.

Его мир перевернулся, когда он шел мстить за отца, а обнаружил перепуганного мальчишку, так похожего на него самого. Мальчишку, который, сам того не ведая, убил своего же отца и теперь покорно ждал смерти. Боль от печати ничего не значит, если потом всю жизнь придется провести с осознанием, что убил своего же брата? Осмелившегося совершить то, на что у самого Тахира кишка оказалась тонка.

Руками, измазанными в крови Рималя, Тахир отвернул ворот рубашки и погладил печать клятвы. Боль, с которой он уже сжился, уходила, оставляя после себя звенящую пустоту и горечь потери.

Дион Ирдас, избивающий собственную жену, годами насиловал женщин в подвластных ему деревнях. Стоило ли удивляться, что по окрестностям бегало немало его бастардов. К счастью, сила крови у Диона была слаба, и от простых женщин дервины получались совсем никакие. Без должных обрядов в таких сынах кровь не просыпалась.

Какой же ужас пережил Рималь, если в его волосах навеки остались седые пряди? Если в его крови без всякой подготовки и ритуалов проснулся зверь, вырвался и выжег сам себя. Единственный раз Рималь ощутил себя дервином – в тот миг, когда отбивал свою сестру у Диона Ирдаса и убивал его.

Тахир не жалел ни о чем. Ни о решении сохранить жизнь мальчишке идать ему немного больше, чем отмерено богами. Ни о решении идти с Джантаром в Белые земли. Он знал, что рано или поздно смерть приберет к рукам задержавшегося Рималя. Отцеубийцы перед богами, брата для Тахира. Он привязался к долговязому мальчишке. Но в темной части своей души просил богов не затягивать, ведь боль от печати на груди с годами становилась все сильнее и сильнее. Он давно решил, что будет беречь мальчишку, но не прятать за стенами.

И все же глупая смерть. Зачем он полез на эту обветренную отвесную скалу? И ведь высоко забрался, раз от падения ни одной косточки целой не осталось.

Видимо, проклятое «так должно быть». И все же глухое «прости» само сорвалось с губ Тахира.

Тахир вернулся почти через два часа, когда у Николь от волнения уже кровь шумела в висках. На плече он нес тело Рималя. Без эмоций положил перед Николь и ушел.

Ее испуганный вскрик пронесся по долине. Пачкая руки в крови, она бесполезно теребила пустое лицо, сжимала поникшие плечи и трясла сломленное тело.

Счастье, наполнявшее ее секунду назад, сменилось ужасом от потери. Рималь мертв.

Рядом с ней опустился на корточки Тахир и протянул смоченную губку:

– Давай приведем его в порядок. – Хриплый голос выдернул Николь из оцепенения.

Кивнув, она забрала у него губку и начала движение за движением стирать все следы старухи смерти, что забрала Рималя так неряшливо.

Мальчишка даже сейчас улыбался. Словно ничто в этом мире не способно было испортить ему настроение.

Они переодели его в чистую рубаху и отнесли в пустую пещеру.

Николь не знала, куда себя деть. Как так получилось, что ее руки вскоре мяли кусок теста? Сидела у костра, роняла соленые слезы и вминала их в тугие пласты. И потом слепила фигурку человека и отложила в сторону.

Через несколько часов, собрав в округе все доступное дерево, Тахир устало опустился около Николь, застывшей перед костром.

– Никогда не пеки для человека, если не хочешь с ним переспать, – вдруг проговорил Тахир.

Николь вздрогнула и удивленно на него посмотрела. Тахир тяжело вздохнул и нехотя пояснил:

–Когда ты подаешь мужчине кусок испеченной лепешки, ты предлагаешь свое тело. Такие у нас обычаи.

– Я же не знала, – растерянно прошептала Николь, осознавая, что она много дней кормила своими же руками нескольких мужчин.

– Мы это поняли, не переживай.

Тахир вдруг схватил Николь и притянул к себе, вглядываясь в ее испуганные глаза.

– Ты красивая, но я не про тело. От твоего сердца исходит удивительное тепло.

Он провел пальцами по шее, слегка прижимая лихорадочно бьющуюся жилку.

– Пульс зашкаливает. Ты меня боишься. – В голосе мужчины мелькнула грусть. – Тебе рядом с ним не место, ты же знаешь. Правда?

Он ничего больше не делал. Просто смотрел в ее глаза, словно искал ответы.

Николь трепетала от страха, но боялась она вовсе не Тахира. Безошибочно ощущала, что он не причинит ей зла. Уколет шипами, ткнет в больные места, заставляя ее действовать вместо глупых страданий. И все равно в его жестокости была лишь странная забота о ней.

Николь испугалась тех чувств, которые поднимались в ней от касания его обнаженного сердца. Она остро ощущала, что Тахир в этот единственный миг, обезоруженный горем, распахнул перед ней свою душу, и та обжигает ее…

Глаза в глаза… Без слов.

Тахир вдруг зарычал, прижал голову к груди Николь и замолчал. Он стоял перед ней на коленях и вслушивался, как бьется ее сердце, взволнованно, словно пойманная птица.

А позже Тахир отпрянул, встал и ушел. Он вернулся к срубленным тощим деревьям и собранному хворосту. Скупо и равномерно работал маленьким топориком – нужно успеть собрать к закату погребальный костер. Когда солнце скроется за горами и перестанет загораживать небесный черный лик – самое время отправить душу брата к праотцам.

А Николь сидела размышляя– откуда ощущение потери? Ведь по Рималю боль была иная. Отчего тревога теснит в груди?

Она пыталась штопать порванный рукав у рубахи Джантара, но приходилось периодически бросать работу, чтобы унять трясущиеся руки. Солнце щедро заливало лучами угол долины под высоким склоном, но внутри Николь все сжималось, будто от холода. И тогда она притягивала Беса себе на колени и зарывалась пальцами в его шерсть, стараясь ни о чем не думать.

А в голову все равно лезли какие-то глупости.

Рынок и старик Цзя-Инь, его специи, переполненные эмоциями. Почувствовали ли их травницы с пустыми глазами? Или выбросили?

Как ее нашла стая после побега, и мудрый ирлис со шрамом на морде словно заглядывал внутрь нее и оценивал. И как приняли ее и растворили в своей колыбели сил…

Первый поцелуй этого мира, полный соленых слез…

Песни у вечернего костра в объятиях Демона…

Видения в тумане, уютные, светлые…

Раннее утро под хлопающей тканью шатра, слова, полные бесстыдной страсти. Его руки, безошибочно сыгравшие на всех ее чувствительных точках.

– Что-то случилось с Джантаром! – неожиданно пришло Николь в голову.

Девушка была так уверена в Демоне, что совершенно не волновалась. А теперь вдруг от страха за него кружилась голова.