Николь вскочила и бросилась ко входу в лабиринты.

– Остановись, куда лезешь? – зло рявкнул Тахир и поймал ее за руку.

– Мне кажется, с ним что-то случилось! – Николь заглянула мужчине в глаза в надежде, что он поймет и поможет.

Но Тахир лишь выругался, отвел ее обратно к костру и усадил силком.

– Жди. Не подводи его. Не хватало еще потом тебя в лабиринте искать.

Джантар шел по каменным коридорам подземелья уверенно и быстро, словно мог видеть в темноте. Эйдану с Талисой оставалось лишь торопиться за ним вслед, бестолково освещая стены позади Демона. С тех пор как он вышел из черной воды – будто ущелье пролегло между ним и его друзьями. Вроде Джантар тот же, улыбается так же. А все равно не то.

– Как ты себя чувствуешь? – не выдержал Эйдан.

– Хотел сам искупаться? – ровно спросил Джантар обернувшись. В его глазах вспыхнули и тут же исчезли красные всполохи. Вот и все, что осталось от образа исшахина. Больше нет красного свечения вен, будто по ним лава огненная текла, нет раздутых мышц, лопающихся от переполняющей силы. Вся мощь скрыта теперь за непроницаемым спокойным взглядом.

– Мне моя жизнь дороже, – не отводя взгляда, ответил Эйдан.

Он сам читал руттер и видел отметки о том, какое немыслимое количество смельчаков зашло в черное озеро и больше не вернулось. Потому, наверное, исшахинов так мало. В кармане походной сумки Эйдана лежало распоряжение Джантара на случай неудачи: Демон знал, на что шел, и был готов к смерти.

Джантар повернулся и стремительно двинулся дальше по гулким темным туннелям, рассекая глухой мрак. А Эйдан наконец понял, что изменилось в его друге: глаза. Они прежде были умными, выразительными, горящими. А теперь вместо них словно каменные щиты, сотканные из остывающей лавы, и ничего за ними не видно. Или это тусклый свет фонарей виноват? Ведь видно же по Джантару, как тот беспокоится и рвется обратно. Значит, не превратился в бесчувственный камень? Эйдан покачал головой и поспешил за другом.

Демон торопился к Николь. Видение чужих щупалец, что нагло перебрали его мысли, заглянули в сердце и наделили особой силой жажду власти, отошли на второй план, затерялись в глубине, словно ничего и не было.

И лишь нарочитое спокойствие победителя. Лишь свобода от зверя, лишь ощущение могущества сильной и неистовой крови. И не нужно теперь договариваться с внутренним зверем, можно черпать силы напрямую, не испытывая боли после каждого боя. А запах чужака, въевшийся в ноздри, скорее всего, пройдет. Вот дойдут до реки – искупается он и сдерет без остатка черную смолу озера, впитавшуюся в кожу.

А еще было дикое желание поскорее обнять ее – ту, что исполнила его самые тайные мечты.

– Николь! – прокричал он, едва покинул темное нутро горы.

Белый свет ослепил Джантара, и он не сразу разглядел поникшую фигуру у потухшего костра.

На секунду остановился, чтобы глаза привыкли, и бросился к Николь. Схватил и притянул в свои объятия. Подхватил за колени, поднял и закружил радостно.

– Возвращаемся домой, Никки, мы возвращаемся домой! – громко, во весь голос, закричал Джантар, поднимая со склона испуганных птиц. И эхо ответило ему одобрительным каменным гулом. Демон вырвал у судьбы оружие против своих врагов и теперь сможет драться на равных.

Николь дрожала в его руках не мягкой дрожью, а всем телом: плечи сотрясались, дыхание сбилось, слезы, душившие ее последние часы, хлынули, словно кто плотину сорвал. Сердце переполнялось счастьем, что ее Демон вернулся, скорбью от смерти Рималя и тревожными предчувствиями. Джантар гладил ее по волосам нежно, как только мог, пережидая бесхитростную женскую истерику. Нежность давалась тяжело, особенно теперь.

Позже стояли они все у полыхающего погребального костра и молчали, каждый думая о своем. Молчаливые Белые земли у каждого что-то забрали, но не все это заметили.

…Двумя неделями позже. Городской дом рода Юндай в Ганто, столице Гоанка.

Николь стояла у окна и смотрела на фонтан, где плескались босоногие дети. Полуголые, они подставляли под хрустальные струи свои руки, плечи, ноги, обнимались, кричали считалки и звонко смеялись. Николь вдыхала влажный воздух расплавленных улиц, втекающий сквозь окна, и искренне им завидовала. Впрочем, не она одна.

Дворники в коричневых татшо-ги3 улыбались при виде детских забав, покачивали головами и неспешно сметали белые ленты, сорванные и втоптанные в грязь. Не по грубости, не ради злорадства, а лишь из острого желания жить дальше без ежедневного напоминания о чужой трагедии. Прошло сорок дней со дня смерти наследника и жены императора, и столица с бесхитростным облегчением избавлялась от надоевшей траурной пелены.

В душных стенах городского дома Николь терпеливо ждала Джантара с суда. Он ушел рано утром, скупо ей улыбнувшись на прощанье, и с тех пор день словно застыл на месте. Тягучий и тревожный, он лип к ее коже чопорной одеждой, стекал по спине тяжелыми каплями и все тянулся и тянулся, страшно и медленно.

Николь мечтала вернуться в пряные леса и теплые поля, где даже в жару было хорошо. Где ласковый ветер срывал капли пота и омывал прохладой. Где можно было в мужской простой одежде бродить босиком по траве. Но разве можно сбежать от тревог?

Может, спуститься в сад, где в огороженной части носился Бес? Сесть на землю рядом с ним и зарыться руками в его отросшую шерсть? Подставить лицо под шершавый язык? Но для этого пришлось бы звать таток, чтобы переодеться. Да и Джантар мог вернуться в любую минуту…

А ведь он предлагал Николь пожить в охотничьем домике. Но как она могла оставить того, в ком горел столь неистовый огонь? В чьих глазах вспыхивало пламя, а зачастую сжатые кулаки выдавали внутреннее напряжение.

Каждую ночь она ощущала, что сгорает и воскресает вновь в его обжигающих объятиях. Словно забирает терзающие его тревоги. И дает нужную ему передышку Ненадолго.

Николь не смогла с ним расстаться. Не сейчас. Джантар стоял в середине бури, которую она была не в силах постичь, но инстинктивно ощущала, что способна помочь. Потому делала все, что было в ее силах: старательно врастала в чужеродную ткань мира, позволяя условностям и сложностям вплетаться в их отношения.

Она с улыбкой вспомнила первое утро в городском доме. Проснувшийся Джан тогда потянулся, с хрустом расправив плечи, и дернул шнур, что свисал около кровати. В комнату тут же вошли девушки в серых одеждах, словно до этого стояли сразу за дверью, и деловито принялись хлопотать. Раздвинули шторы, впуская немилосердный свет полуденного солнца, накрыли завтрак на небольшом столике, дополнив картину букетом свежих цветов. Отставили к стене ширму с замысловатыми черно-белыми цветами на красном фоне.