вернуться к своей прежней жизни. Проще говоря, с помощью людей и музыки он хотел вызвать эффект, как бывает от ЛСД.

Но сам же Глеб не признавался в таких убогих формулировках. В пьяных разговорах на кухне, в кругу избранных он с пеной у рта пересказывал Жоржа Батая, Де Сада и Деррида, говоря о некоем «преодолении». Человек неискушенный перевел бы его слова во фразу: «Надо устроить оргию в центре Москвы». Обычно Глеб отвечал: «Оргии – это самый простой инструмент». На самом деле Глеб говорил о других вещах: разрушить внутреннюю и социальную догматику, столкнуться с низменным Ничто, получить тотальное освобождение от мира путем деконструкции и условного «разврата».

– Чтобы быть собой, нужно быть кем-то другим. Чтобы осознать свое место в мире, нужно этот мир разрушить.

Идеи, которыми Глеб болел, казались каким-то подростковым интеллектуальным выпендрежем, проявлением «внутреннего» панка или простой попыткой привлечь к себе внимание. Может, он просто пытался драматизировать свои тусовки, чтобы казаться более важным?

Даже Марго не могла понять, верит ли он искренне в то, о чем говорит, или просто играет в философа. Но если эта игра ему необходима, чтобы выполнять свою работу, то увлечение «парадоксальной философией» Батая – достойная цена.

Так она думала раньше.

– Наша тусовка будет выстроенным сакральным миром, всеми балийскими клише сразу. Мы построим мозги Гуру, всего его фразочки и мышление.

– Говори конкретнее: какой сет, площадка, бюджет?

– Храм! – выпалил Глеб на ходу. – Мы построим храм. Нарядим всех в белое. В первом акте будет играть мирная музыка. Благовония, вода, вся эта параша. Свечи. Устроим какую-нибудь церемонию.

Марго жадно записывала в заметки на телефоне.

– Затем период расколбаса. Свет приглушается, добавляется техно. Включается неон, фиолетовый, да-да, фиолетовый. Между первым и вторым актами все обычно закидываются.

– И что потом?

– Мы делаем бэдтрип, – Глеб откинулся на спинку стула с довольным видом. – Красный неоновый свет. Леша, мне нужно, чтобы ты сделал ремикс «Пляски Смерти» Сен-Санса[56], пусть она будет едва-едва узнаваемой.

Леша радостно замотал головой.

– Добавим туда чуть-чуть Москвы, немного попсы. Добавим самый ад, спровоцируем бэдтрип. Потом перейдем на дестрой, сожжем пару статуй и… Знаете, это же легенда про Вагнера?

Сева тоже стал что-то записывать в своем телефоне. Леша с недоумением покосился на Марго, ожидая какого-то пояснительного комментария.

– Однажды Вагнер пришел с проектом гениального театра. – Глеб откусил от бургера. Жир потек по подбородку. – Невероятные механики, какая-то уникальная сцена, и все из дерева. Он мечтал там сыграть «Кольцо Нибелунгов», а когда прозвучит последняя нота – сжечь театр дотла вместе с партитурой.

Он говорил как безумец, и если раньше у остальных получалось этим восхищаться, то теперь Марго ощущала опасность.

– То есть мы должны сжечь храм, место для вечеринок?

– Надо всех уничтожить. Понимаете? Уничтожить. Срежиссировать катарсис, дать им экспериенс смерти. Момента смерти, понимаете, не покоя? Только потом покой. У нас в тусовке должна быть абсолютная тишина и темнота в какой-то момент. Марго, ты записываешь? Записываешь?

– Храмы на Бали каменные, – стал рассуждать Сева. – Нужно как-то замаскировать дерево под камень.

– А еще надо запастись огнетушителями и прочей пожарной безопасностью, – подметила для себя Марго.

Идея казалась безумной, но удивительно органичной. Марго почувствовала какое-то облегчение. У нее был костяк, с которым можно работать. Теперь осталось только составить более детальный план и придерживаться его.

– Это наметки, мне нужно эту идею оттусить, – важно произнес Глеб, откидывая грязную салфетку. – Придать ей форму.

– Я уже знаю, какой там должен быть сет. Мне нужно будет найти пару людей на разогрев, еще винил… О-о-о. Винил должен быть просто адище. Надо порыскать здесь…

– Сегодня мы должны идее помочь созреть. Поэтому этой ночью мы тусуем. Надо наконец-то увидеть нормальный Бали.

Марго взяла машину, Глеб – алкоголь, и все вместе они двинулись в район Кута. Город-побратим Анапы.

Этот район растерзали и русская диаспора, и их представление о пляжном отдыхе. Вечеринки здесь были самые безумные, залихватские и низкосортные. Закат они встретили в одном заведении, подрались хорошенько и просто бродили от клуба к клубу. Все оказались почти одинаковые. Желтые огоньки, однотипный плей-лист.

Им было плевать на музыку, вайбы, интерьер – на что угодно. Свои вайбы они принесли с собой. Сегодня у них была одна задача: вернуться к состоянию животного.

– Наша работа – проектировать хаос, – пьяно выкрикнул Глеб, ставя стопку шотов перед ними. – Наша работа – уничтожить цивилизованный мир изнутри. Наша работа – обернуть эволюцию вспять.

Праздник, который всегда с собой. Они будто вытащили всю память своих вечеринок, пропустили через мясорубку и этот фарш размазали по пространству. Сюжет вечера разлился где-то вместе с другими коктейлями, концепция времени потерялась. Все сущее кружилось вокруг них, и иногда, как путеводная звезда, появлялись реплики Глеба.

– Тусовка отменяет действительность. Тусовка стирает личность. Тусовка оголяет жизнь до гедонистической сути. Тусовка – квинтэссенция самого понятия бытия.

Картина смазана. Вспышки света, липкий пол, тела. Запах пота. Музыка. Отвратительная, к слову, музыка, но у нее подходящий ритм, а большего и не надо.

– Суть тусовки – насилие. Она убивает твои планы, твои концепции, твои мысли. Тусовка вонзит нож в детские травмы, тусовка откусит голову твоим диагнозам. Тусовка растопчет все, что делает тебя личностью. Тусовка изнасилует само понятие будущего.

В такие моменты в нем появлялась опасная сила. Глеб умеет заражать, проникать в легкие, в сам организм и уничтожать лихорадкой изнутри. В такие моменты он запретно красив и слишком, чертовски, опасно влиятелен.

– Он Гуру.

Марго осенило резко, пока она наблюдала, как танцпол начинает кружиться вокруг него.

Все мы так стараемся быть особенными, по-подростковому пытаемся выделиться, что со временем забываем, каково это – находить похожее.

В ее пьяном мозгу вдруг выстраивается эта четкая линия. Глеб и Гуру слишком похожи. Слова, глаза, мимика, влияние. Нет. Это не то что похоже. Это похоже чем-то: элементами, мелочами, в них есть какое-то страшное основное похожее, какое-то невыразительное.

Иногда, очень редко, в самые пьяные, самые безумные моменты, она заново открывает для себя эту мысль и встречает ее с одинаковым катастрофическим ужасом: Глеб – чудовище. Чудовище, которое она кормит.

Ньепи. Вилла. Она вспоминает.

Ей становится ужасно плохо. Слишком жарко, душно, хотя они на воздухе. Она теряется, не знает, что делать, и готова расплакаться.

Главное – не вспомнить о последней вечеринке. Главное – вообще не помнить, что он сделал и что может сделать.

Марго забегает в туалет и сует голову под холодную воду. Парализующий страх сковывает ее. Это все алкоголь. Это он придает лишние