Безудержно изобретательная, Линелль влетала в дом с целойкоробкой образовательных или документальных видеокассет, которые мы вместесмотрели. Она внушила мне мысль, что в век кабельного телевидения никак нельзяоставаться необразованным. И мальчику-отшельнику с фермы Блэквуд следуетпонимать все, о чем говорят по телевизору.

"Даже те, кто путешествует по стране вдомиках-прицепах, смотрят эти каналы, Квинн, – говорила она. – Толькоподумай... представь... Официантки смотрят по телевизору фильм-биографиюБетховена, телефонисты, прокладывающие кабель, возвращаются после работы домойи ставят кассету с документальным фильмом о Второй мировой войне".

Я не был столь убежден в этом, как она, но сразу смекнул,что тут кроется для меня выгода, и когда Линелль уговорила Папашку подарить мнеогромный телевизор, моей радости не было конца.

По ее настоянию я смотрел все научно-популярные фильмы,которые при других обстоятельствах непременно бы пропустил. Это она познакомиламеня с великолепным фильмом "Бессмертная возлюбленная", в которомГэри Олдман играет Бетховена с таким блеском, что каждый раз я плакал. Потомбыл еще и "Амадей" с Томом Халсом в роли Моцарта и Ф. МюрреемАбрахамом в роли Сальери, шедевр кинематографа, совершенно меня завороживший. Апозже она затронула другой период истории, и я посмотрел фильм о Шопене и ЖоржСанд "Незабываемая песня" с Корнелем Уайлдом и Мерл Оберон в главныхролях, а еще "Сегодня вечером мы поем" – биографию великогоимпресарио С. Юрока[14], после чего последовали десятки другихфильмов, с помощью которых она раскрыла передо мной целый мир.

Разумеется, она показала мне и "Красные туфельки",фильм, который разжег во мне желание быть среди культурных, обходительныхлюдей, а затем "Сказки Гофмана", изменившие мои мечты. Оба эти фильма– необыкновенно трепетные, тонкие, экзальтированные – причинили мне настоящуюфизическую боль. При воспоминании о них, в особенности о некоторых сценах, яиспытываю боль и сейчас. Эти две картины были для меня все равно чтозаклинание.

Представь себе меня и Линелль на полу в этой самой комнате:лампы потушены, светится только огромный экран телевизора, и мы смотрим этиленты, впитывая в себя их колдовство. И Гоблин... Гоблин, притихший, не мигаясмотрит на экран и старается понять, почему мы так потрясены, отчего молчим.

Когда я плакал от боли, Линелль сказала мне одну оченьдобрую вещь:

"Разве непонятно, Квинн? Ты живешь в великолепном доме,ты такой же одаренный чудак, как герои этих фильмов. Тетушка Куин все времяприглашает тебя навестить ее в Европе, а ты никак не решишься. Это неправильно.Не сужай рамки своего мира, не делай его недопустимо маленьким".

По правде говоря, тетушка Куин ни разу не приглашала меня вЕвропу. Вернее сказать, я не знал о таком приглашении. Зато Папашка и Милочка,несомненно, знали. Но я не признался в этом Линелль, но попросил:

"Тебе придется и дальше учить меня. Сделай из менятого, кто достоин путешествовать с тетушкой Куин".

"Сделаю, Квинн, – пообещала она. – Это будетлегко".

Она почти заставила меня поверить в это. Так и продолжалисьнаши головокружительные экскурсы в археологию, теорию эволюции и космическиечерные дыры. Она научила меня играть несколько простеньких пьес Шопена и Баха,раскрыла передо мной всю историю музыки, натаскав так хорошо, что я уже могопределить на слух период и стиль. А произведения Моцарта я определялпрактически безошибочно.

С Линелль я чувствовал себя на седьмом небе.

Она научила меня многим латинским словам и показала, что ихкорни стали основой многих английских слов. Она научила меня танцевать вальс,тустеп и танго, хотя последний танец вызывал во мне такой бурный смех, что япадал каждый раз, когда мы пытались в нем попрактиковаться.

А еще Линелль установила в моей спальне компьютер, а вместес ним и принтер. Это было задолго до того, как появилась всемирная паутинаИнтернет. Я очень быстро научился набирать на этом компьютере тексты, используяпо три пальца каждой руки.

Компьютер покорил Гоблина.

Однажды он взял мою левую руку и затюкал ею по клавишам,набрав "ялюблюлинелль". Она была очень довольна. Я не сумелвысвободить левую руку и уже через минуту печатал всевозможные слова безпробелов. Пришлось двинуть Гоблину локтем в грудь и велеть ему убираться.Разумеется, у Линелль тут же нашлись для него добрые слова, и он успокоился.

Прошло еще много времени, прежде чем Гоблин обнаружил, чтоспособен набирать слова на компьютере без моей помощи. Он сам еще тогда незнал, какой силой обладает, зато я уже кое-что подозревал, потому что, когдаон, разозлившись, выходил из комнаты, хрустальная люстра над головой каждый разначинала позвякивать и слегка раскачиваться, что никак не могло произойти безего участия. Затем звон хрустальных подвесок доносился снизу. Тогда-то я иначал понимать, что Гоблин не просто исчезает, а именно приходит и уходит.

Но, позволь, я вернусь к Линелль. Как только я сумел набратьна компьютере письмо, я тут же отправил его тетушке Куин, которая в это времясовершала что-то вроде религиозного паломничества в Индию. Я рассказал тетушке,что Линелль послана мне не только ею, но и небесами. Тетушка Куин такобрадовалась, получив от меня весточку, что мы начали обмениваться письмамипримерно два раза в месяц.

С Линелль у меня было много приключений.

Однажды в субботу мы сели в пирогу и отправились на болота,поклявшись разыскать остров Сладкого Дьявола, но как только Линелль заметилапервую ядовитую змею, она испугалась не на шутку и заверещала, велев повернутьк берегу. У меня было с собой ружье, и я мог бы пристрелить змею, если бы онастала к нам приближаться. Однако Линелль пришла в такой ужас, что я предпочелподчиниться.

Мы пренебрегли папашкиным советом и не набросили на себячто-то с длинными рукавами, поэтому были зверски искусаны комарами. Большетаких путешествий мы не предпринимали. Зато прохладными весенними вечерамичасто усаживались на какой-нибудь могильный камень на кладбище и смотрели наболото до тех пор, пока тьма и комары не прогоняли нас в дом.

Конечно, мы обсуждали, как однажды отправимся туда ивсе-таки найдем проклятый остров, но у нас всегда находились более срочныедела.