— Господи! — сказал кто-то.

— Так все говорят. Оглядись и проанализируй. Делай своюработу. Крови нет ни в холле, ни в других местах. Они убиты здесь. Я бы сказал,что их сперва застрелили.

Дальше трудно было расслышать. Они включили в моей комнатекакую-то машину, которая гудела, как пылесос. Думаю, они говорили следующее:

— Соседи не сообщали ни о каком шуме, но…

— Ты думаешь, он убил первого, и тут зашла вторая, увиделатело, и…

— Или "зашел" и "увидел"…

— Наверное, он сперва убил мужчину. С женщиной дальше легче.

— Что за ребенок может жить в такой комнате?

— Блин, да что за ребенок может такое сделать?

— Эта комната похожа на келью. Ни картинок, ни игрушек настоле. Черное одеяло и подушки. Спорить могу, его вещи аккуратно сложены вящиках и развешаны по ниточке в шкафу.

Звук открываемого шкафа.

— Что я вам говорил?

Кто-то выдвинул ящик в шкафу точно подо мной. Я затаилдыхание.

— Надо было спорить, — сказал человек с грубым голосом точноподо мной. — Это работа пацана.

Новый голос, дрожащий:

— Сержант, приехал фургон за телами. Их уже можно паковать?

— Спроси у дока, — ответил грубый голос, закрывая дверьшкафа и заставляя меня прислушиваться, что происходит в моей комнате. Но узакрытой двери было одно преимущество — она отсекла запах.

— Звонок от Коммера и Стайлза. Они нашли одну из машинсемьи. Определили по содержимому отделения для перчаток. В Корбеллз-Вудс, заХайленд. Водительская дверца открыта. Еще через полквартала на север нашли наобочине дороги шляпу. Вроде рыбацкой шляпы с именем отца на ленте.

— Он направляется из города. Пешком.

— Шляпа зачем? Зачем он ее взял? Зачем бросил? Почемуоставил машину? спросил сержант с грубым голосом.

Все это были хорошие вопросы.

— Можно нам идти, сержант? Я имею в виду, спуститься вниз.

— Давайте. Я еще чуть побуду.

Шаги прочь из комнаты. Дальний вой сирен "скоройпомощи". Сирены-то зачем? Куда спешить?

Сержант дышал так шумно, что мне было слышно сквозь дверьшкафа и потолок. Он что-то сказал слишком тихо, чтобы я разобрал, но что-тосердитое. Потом послушаю ленту, может, недели через две, когда можно будетвключить погромче. Да, я любопытен. Вы меня за это осуждаете?

Люди внизу разговаривали, спорили, звонили по нашемутелефону. За стеной в двух футах от меня в комнату Линн вошли две пары ног. Яприложил глаз к узкой щели между листами штукатурки и планками. И поймалмелькнувшую полицейскую форму на теле женщины.

— Красивая девушка, — сказал молодой мужской голос.

Я точно знал, что он смотрит на фотографии Линн с подругами,которые у нее на подзеркальнике. А женщину-полисмена я не видел, когда онаответила:

— Уже нет.

В комнате Линн они оставались недолго. Не больше, чем черездве минуты я услышал новые голоса снизу:

— Боже мой…

— Тебе же рассказали, каково это, Нейт.

— Да, но…

Шаги ушли вниз по лестнице.

— Мы приготовили мешки и каталки, и…

— В комнате сняты отпечатки и взяты пробы, — сказал доктор.— Это тело и голову в один мешок, девушку и руку — в другой. Женщина в углу… явам помогу.

— Никогда такого делать не приходилось, — сказал тот, когозвали Нейт. — Понимаешь, Раш? Умершие во сне старики. Застреленные дети. Жены,зарезанные мужьями… а такого не было. В этом городе — никогда.

— Помогите-ка, — сказал врач.

Звук застегнутой молнии. До свидания, папа?

Одиннадцатичасовые новости я смотрел очень внимательно. Онине будут убирать комнату еще день или два. Закроют дверь, убрав тела, а комнатуопечатают, наверное, весь дом опечатают. Потом печати будут срывать различныеполицейские службы, может быть, даже полиция штата Южная Каролина или ФБР,будут открывать двери, делать еще фотографии, глядеть на кровь и искать следы,указывающие, куда я подевался.

И они найдут у меня во втором ящике комода под свитерамисправа записки и карты Нью-Йорка. Я обвел отдельные районы разными цветами изаписал в блокноте, как места, куда надо поехать или где искать квартиру. ВНью-Йорке я никогда не был и не хочу. Там опасно. Там грязно. Там я хочу, чтобыони меня искали.

Краткосрочный план: быть осторожным. Спускаться в ваннуютолько по ночам, когда я уверен, что дом пуст.

Долгосрочный план: когда кончится еда и чистая одежда —недели через три, — я среди ночи слезу, большим тюбиком строительного клеяприклею фальшивый потолок, потом достану велосипед и шлем, которые спрятал запять кварталов под задним крыльцом у Клайнов. Подожду до утра, а потом, одетыйкак велосипедист, в шлеме и в очках, вооруженный только-бутылкой с водой, будукрутить педали подальше от Плацтауна, перекусывая в закусочных всю дорогу доДжексонвиля, а там накуплю одежды — где рубашку, где джинсы. У меня в бумажнике2356 долларов. Большую часть я заработал в "Кэш-энд-кэрри". Остальноеиз кошелька матери и бумажника отца. Я даже знаю, как мне добыть новыедокументы — карту социального страхования, водительские права. Я это видел потелевизору и в книжках читал.

Все пошло именно так, как я планировал. Первые три днятолпится полиция. Потом какие-то женщины, русские или польки, или кто-то еще,приходят убрать комнату. После уборки народу все меньше и меньше, пока в одинпрекрасный день не остается никого. Читать днями и ночами, смотреть телеигры,ток-шоу, кино и новости, слушая через наушники. В новостях по седьмому каналусказали, что сделанное мной "отвратительно" и что в это"невозможно поверить". Население Плацтауна запирает двери и спит,положив рядом ружья, опасаясь, что я таюсь где-то в ночи. Показывают фотографиитам я в виде застенчиво улыбающегося зубрилы, мои родители и Лини обычные люди,как любые ваши соседи.

На следующий день в пресс-конференции участвовал сержант сгрубым голосом. Был он толстый и усталый. Волосы у него были седые и курчавые,а по спортивной куртке и не подходящим к ней штанам плакала мусоросжигательнаяпечь.

Сначала выступал мэр, атакуемый репортерами и телекамерамиотовсюду, даже из таких дальних городов, как Чарльстон и Роли. Мэр заверил весьмир, что "лицо или лица, совершившие это чудовищное злодеяние, скоро будутпойманы". Начальник полиции на вопросы репортеров отвечал осторожно. Онсказал, что я определенно главный подозреваемый, но может быть, я окажусьчетвертой жертвой, похороненной где-то в лесах или похищенной, как он намекнул,для удовольствия похитителя. Репортер с седьмого канала спросил: