— А что если ему помогали?

— В городе никто не пропал, — ответил начальник полиции смногозначительной улыбкой.

— Тогда тот, кто ему помогал, может быть, до сих пор вгороде? спросил репортер. — Один из наших детей?

— Маловероятно. Мы думаем, что Пол Уэйнрайт сейчас вНью-Йорке или скоро там будет, — сообщил начальник полиции.

— Откуда вы знаете?

— Почему в Нью-Йорке?

— Документы, найденные в комнате подозреваемого, — сказалсержант с грубым голосом, обозначенный на табличке как Джеймс Роарк.

— Какие документы?

— Он оставил дневник?

— Он оставил свою семью. Мертвую, голую и разрезанную намелкие куски, — каркнул Роарк.

В этот момент седьмой канал снова переключился на ЭлизабетЧанг в студии. Как она сказала, существуют "вполне достоверные"сообщения, что полиции известно о том, что я уже в Нью-Йорке и они сузилиобласть поиска до определенных районов города.

Но самое приятное — чуть не пропустил — было на десятомканале. Интервью с людьми, которые меня знали.

Мистер Ханикат, директор школы, с которым я и двух слов несказал, заявил:

— Спокойный мальчик. Выдающийся ученик. Друзей немного.

Мисс Терримор, консультант по семейным проблемам — обвисшийкусок жира, который старается подтянуть себя сшитыми на заказ костюмами:

— Не раскрывая конфиденциальных сведений, я могу толькосказать, что это был талантливый, очень обидчивый и очень проблемный ребенок.

Она разговаривала со мной дважды, и оба раза лопала мятныетаблетки от кашля и еле поднимала на меня глаза от заполняемых бумаг. Прием вкабинете: как себя чувствуешь? Хорошо, следующий. У нее можно было автоматомпомахать перед глазами — она бы только вытерла нос и спросила: "Как себячувствуешь?"

Джерри Уолтер — "Турок", Турок-Тупица, одет какмексиканец, а сам засранец:

— Мы с Полем были в одном классе три семестра, и этот тоже.Я с ним сидел на одной парте, потому что все по алфавиту, а у нас фамилиирядом. Пол много не разговаривал. Хорошо учился. Улыбка у него странная, пряммороз от нее по коже. Близких друзей у него не было. Вообще не знаю, были ли унего друзья. Но мне он несколько раз помог.

Помог. Два семестра подряд давал ему списывать домашниезадания.

Милли Ружелло, красивая и спелая, одета умело, губыподкрашены красно и полно для камеры, в отсутствующих глазах деланная женскаязаботливость:

— Я бы не сказала, что мы были друзьями. На самом деле мы сПолом даже много не говорили. Он был немного жутковат. Но никогда ничегоплохого от него не видели.

Жутковат? Дурак задним умом крепок. Никогда, никогда не быля жутковат. Я был нормальный мальчик с чищеными зубами в чистой одежде,смеялся, когда полагается смеяться, делал домашние работы, которых требовалиучителя, сокрушался, как полагается, хотя и без сожаления и гнева, по поводураспространения в мире голода, СПИДа, демографического взрыва. Бесчеловечностичеловека по отношению к человеку.

Я ходил на баскетбол, футбол, митинги и даже приводил кузинуДорси на бал старшеклассников. Тема: Начало весны.

Милли Ружелло,

Губы, как ягода спелая,

Одета всегда умело,

Никогда не скажет "хелло".

Ружелло, Милли,

Кожа как лилия,

Думает только с усилием.

Что я с тобой сделал!

Мистер Джомберг, тяжело дышащий, сердце и эмфизема, одетыйдля такого случая в поношенные джинсы и фланелевую рубашку красную с черным,держит пальцы в жилетных карманах. Человек-гора, местный носитель народноймудрости.

— Уэйнрайты были порядочные люди, всегда здоровались.Девочка умная, всегда такая вежливая и дружелюбная, не то что вся теперешняямолодежь. Мальчик? — Мистер Джомберг покачал головой. — Загадка. Всегдавежливый, немножко интересовался моим садом, отлично играл-с моей собакой. Этовсе невероятно.

Загадка? Мистер Джомберг что, в словарь лазил? Прильнул кответвлению главного потока бессмысленных клише? Садом интересовался? Он что,мистер Джомберг, жил в стране собственных фантазий? И собака? Я всегда всерьезподумывал выпотрошить эту рычащую, мерзкую, грязнозубую тряпку.

Конни в камеру не сунули. Тоже хорошо. Она была бы для нихбесполезна, хотя могла бы сказать обо мне пару хороших слов. С Конни я всегдабыл вежлив. Как и со всеми.

С каждым днем седьмой канал уделял все меньше и меньшевнимания мне и тому, что я сделал. Национальные новости бросили меня на третийдень. Седьмой канал — сегодня. Новых известий обо мне не было. И нечего былосообщать.

Каждый день я в два часа ночи осторожно спускался в ванную,прислушиваясь, чтобы никого в доме не было, пользовался туалетом, умывался,вытирал умывальник туалетной бумагой, спускал в унитаз все, что надо былоспустить, и быстро уходил в шкаф.

Спускаясь в первый раз, на третий день, я был, долженпризнать, слегка взволнован. Не испуган, нет. Приключение. Вызов. Опасность. Яостановился посреди комнаты, и свет почти полной луны мне показал, что комнатуприбрали, хотя я это уже и так знал по дневным звукам. Кровать у стены,ободранная до пружин. Комод в углу, сверху все снято. Стол пустой.

Днем полисмен с грубым голосом, Джеймс Роарк, провел по домумою тетю Кэтрин. Я слышал, как открылась дверь моей комнаты.

— Вы готовы туда войти, миссис Тейлор?

Она не ответила — наверное, кивнула головой.

— Я буду здесь, если буду нужен — позовите.

Шорох. Открывается картонная коробка? Так я себепредставлял. Открываются ящики. В коробку что-то сыплется, задевая за стенки.Тетя Кэтрин тяжело дышит. Ее муж, брат моего отца, бросил их с Дорси, когда ябыл маленьким. Интересно, прочтет ли он об этом или увидит в телевизоре, еслитолько раньше не умер.

Условное предложение, поняли, мистер Волдермер? Вы меняхорошо учили, мистер В., а я слушал. Расскажите мистеру В., если его встретите,как я хорошо строю условные предложения.

Комната моя — точно гроб, погруженный во тьму, ждущий ударасудьбы. Она съежилась, загоняя меня в угол, где можно скорчиться, как зародыш вчреве перед абортом.

Я забрался обратно и запечатал вход.

Это было через две недели во вторник в два тридцать ночи. Ябросил зеленый мусорный пакет с грязными вещами и еще один такой же с едой имусором на пол шкафа. Откинул фальшивый потолок над вешалкой, откуда давно ужесняли все мои вещи, и крадучись спустился вниз. Пятнадцать минут ушло на то,чтобы запечатать потолок. По мне катился пот. Ночь была жаркая, а кондиционеротключен. А кому он нужен? Телевизор, радио и все книги, кроме одной, я оставилв запечатанном лазе. А взял с собой стихи Байрона в бумажной обложке, которыесунул в задний карман. И магнитофон я тоже взял. Я собирался создать хроникусвоего путешествия по жизни. Ленту за лентой, ленту за лентой. Сотни лент, еслине тысячи. Их я оставлю на открытом месте, с тщательно составленным каталогом,сообщающим посетителям, что я собираюсь когда-нибудь их опубликовать.