бумажки оформят, покуда деньги за растаможку через банк прокачают… Словом, пока суд да дело, смотреть нам придется в оба. Я вот что подумал, Степан Денисович: а не удвоить ли нам караулы?

Тарасюк недовольно пожевал губами, но возразить было нечего: в такой ситуации никакие меры безопасности не выглядели излишними.

– Береженого Бог бережет, – вторя его мыслям, продолжал Гавриленко. – Ты ж знаешь, какой у нас народ. Архаровцы какие-то на дорогах шалят, портовые грузы перехватывают. Не дай бог, узнают про это дело… Ради такого куша они на все могут пойти.

Тарасюк знал, что все это не более чем мысли вслух, причем вполне логичные, а при сложившихся обстоятельствах, пожалуй, единственно возможные, однако поневоле ощутил неприятный холодок под ложечкой, как будто начальник службы безопасности не делился с ним, своим заместителем, своими тревогами и опасениями, а прямо обвинил его в сотрудничестве с бандитами. «На воре шапка горит», – подумал Степан Денисович и усилием воли взял себя в руки.

– Ну, вы скажете, – произнес он вслух. – Откуда ж им узнать-то?

– На всякий роток не накинешь платок, – печально сказал Гавриленко. – Люди у нас с тобой надежные, проверенные, однако ж в порту столько народу крутится…

– На мешках-то, слава богу, не написано, что внутри, – заметил Тарасюк.

– На мешках, конечно, не написано, – вздохнув, согласился Гавриленко. – Но… В общем, что я тебе объясняю, ты всю эту кухню не хуже меня знаешь, а может, и лучше. Короче, Степан Денисович, охрану надо удвоить. Считай, что это приказ.

– Приказ, – проворчал Тарасюк. – Как будто я сам не понимаю!..

– Вот и хорошо, что понимаешь, – сказал Гавриленко. – Тогда прямо сейчас и займись, ладно?

– Договорились. Не волнуйтесь, Петр Семенович, все сделаю в лучшем виде.

– Хотел бы я не волноваться, – морщась и характерным жестом потирая живот, сказал Гавриленко. – Да оно как-то само, того… волнуется.

– Что, язва беспокоит? – правильно истолковав разыгранную начальником пантомиму, сочувственно поинтересовался Степан Денисович.

– Проснулась, стерва, – пожаловался тот. – Всегда она так – чуть что, просыпается и давай грызть…

«Ну, еще бы, – подумал Тарасюк. – Зуб даю, завтра же утром ты, гусь дрисливый, лапчатый, к врачу побежишь. Оформишь бюллетень по всем правилам, а может, и в больницу ляжешь – от греха подальше, к молоденьким медичкам поближе… Ну и леший с тобой. Без тебя разберемся, так даже спокойнее – по крайней мере, под ногами путаться не будешь».

– Поезжайте-ка вы, Петр Семенович, домой, – сказал он вслух. – Молочка теплого выпейте и – на боковую. Сон – лучшее лекарство. А я караулами прямо сейчас займусь, можете не беспокоиться.

– Хотел бы я не беспокоиться, – повторил Гавриленко, пожал Степану Денисовичу руку и полез в свой роскошный «шевроле».

Двигатель джипа завелся – Тарасюк этого не слышал за портовым шумом, но увидел выбившийся из выхлопной трубы дымок, – и машина, сверкая в свете прожекторов отполированными бортами, покатилась к выезду с территории порта.

Степан Денисович закурил еще одну сигарету и снова посмотрел на корабль. Мешки, из-за которых было столько нервотрепки, уже выгрузили; желтый автопогрузчик, дымя трубой и подскакивая на выбоинах, бойко катился к таможенному складу, увозя последний поддон, а кран уже тащил из трюма какие-то громадные, обшитые мешковиной тюки. Нужно было возвращаться в офис, чтобы заняться усилением караулов.

Усевшись за руль, Тарасюк повернул голову и бросил прощальный взгляд на китайский сухогруз. Ему вдруг стало не по себе: пугающе огромный масштаб задуманного в эту минуту встал перед ним во весь рост, в полном объеме. Рядом с этой поганой затеей Степан Денисович показался себе самому маленьким, как пылинка, и таким же незначительным: ветер подул – и нет ее…

Еще он задумался о смысле простого слова «удвоить». Удвоить – значит умножить на два. Значит, там, где стоял один охранник с рацией, резиновой дубинкой, газовым баллончиком, электрошокером и пистолетом (да-да, у нас теперь все по-взрослому, как у людей!), прямо с этой ночи будут стоять двое. Двое их будет и в стеклянной будке на въезде в порт. Соответствующим образом проинструктированные – а сделать это придется, иначе Гавриленко его просто не поймет, – они не станут спать, пить домашнее вино или резаться в карты. Они станут смотреть в оба – точнее, во все свои четыре трезвых глаза, – и, следовательно, стоящая перед Степаном Денисовичем задача тоже будет ровно вдвое сложнее.

Короче говоря, хорош бы он был со своей сделанной из гантели колотушкой!

Степан Денисович издал невнятный мученический стон. Колотушка! А что, с пистолетом будет легче? Ладно бы – одного, с глазу на глаз, без свидетелей. А то ведь сразу двоих! То есть сначала одного, а потом, сразу же, второго. Мало того, что Степан Денисович Тарасюк – человек солидный, крупный, не спецназовец какой-нибудь и не ковбой из вестерна, так ведь это же, помимо всего прочего, двойное убийство!

А ну как с первого раза ненароком промахнешься? Второй-то попытки не будет! Не дадут ему второй попытки, потому что охрана в порту – чистые волкодавы. Степан Денисович их сам отбирал, сам воспитывал, чтоб мимо них муха не пролетела. И вот теперь, значит, он сам претендует на роль этой мухи. Хорошей такой, крупной – сто два килограмма живого веса, между прочим. И если он хоть чуточку ошибется, если дрогнет у него рука, паучки-охраннички эту жирную муху в два счета оприходуют – скрутят, лапки свяжут и сдадут куда следует. И мало ему тогда не покажется! Тут тебе и покушение на двойное умышленное убийство, и попытка хищения в особо крупных размерах – по предварительному, мать его, сговору! При советской власти за такие фортели к стенке ставили, да и теперь, поди, не намного легче. Дадут пожизненное, наплачешься тогда. Сам пулю попросишь, так ведь не дадут…

Тарасюк застыл, не дотянувшись рукой до ключа зажигания, парализованный леденящим страхом. Он вдруг преисполнился твердой уверенности, что вся эта затея заранее обречена на провал. Неизвестно, как там будет у других, а он точно засыплется сразу же, как только попытается вынуть пистолет. Кстати, откуда, интересно, он его станет вынимать? «Вальтер» с глушителем – это вам не зажигалка, его в карман не спрячешь… И потом, разве ж в этом дело?! Это же придется стрелять в живых людей, в знакомых, с которыми только вчера пиво пил и про рыбалку беседовал!

Нет, братцы-разбойнички, на такое Степан Тарасюк не