— Когда вы сказали мне о пророчествах, я попросил моегодруга сосредоточиться именно на этом. И вот что он мне сказал: ученые сошлисьво мнении насчет того, что, хотя эпилепсией страдали многие известные люди, этаболезнь никого не одаривает сверхъестественными способностями. И тем не менеезнаменитых эпилептиков перед началом и во время припадка окружала некая«мистическая аура»...

— И кто же из великих людей страдал эпилепсией?

— Наполеон, Александр Македонский, Данте. Он назвал бы идругих, но ведь меня больше всего интересовал дар ясновидения этого вашегоюноши. Как его, кстати, зовут?

— Его имя вам ничего не скажет. Уверен, что вас ждут другиепациенты, а потому не будем отвлекаться. Продолжайте, пожалуйста.

— Ученые, изучавшие тексты Священного Писания, уверены, чтоэпилептиком был апостол Павел. Они основываются на том, что на пути в Дамаск онувидел рядом с собой ослепительный свет такой силы, что упал наземь, ослеп инесколько дней не мог пить и есть. В медицинской литературе это считается «поражениемвисочной доли мозга».

— Церковь, вероятно, с этим не согласна?

— Я и сам с этим не согласен, но так сказано в медицинскойлитературе. Существуют также эпилептики, у которых развивается так называемая«ауто деструкция». Это — случай Ван Гога, который описывал свои судорожныеприпадки как «внутренние бури». В больнице Сен-Реми, где он лежал, один изсанитаров был свидетелем такого припадка.

— Но Ван Гог сумел через свои картины превратить страсть ксаморазрушению в перевоплощение окружающего его мира.

— Есть гипотеза, что Льюис Кэрролл создал «Алису в странечудес», чтобы описать свои болезненные состояния. Черная дыра, куда в началекниги проникает Алиса, хорошо знакома большинству эпилептиков. Путешествуя по«Стране чудес», Алиса видит летающие предметы и чувствует, что ее собственноетело как бы лишилось веса, — это еще одно точное описание ощущений во времяприпадка.

— Получается, что эпилептики — люди художественно одаренные?

— Вовсе нет. Когда художники обретают известность, ихтворчество в конце концов увязывается с болезнью. Meдицинская литературапестрит упоминаниями о писателях, у которых было подозрение на эпилепсию илидаже подтвержденный диагноз. Это — Мольер, Эдгар По, Флобер. У Достоевскогопервый приступ случился в девять лет; он писал, что эти состояния иногда вносятв его душу величайшее умиротворение, а иногда вызывают тяжелую подавленность.Ради бога, не относите это к себе — не считайте, что после того, как попали подмотоцикл, у вас тоже может развиться эпилепсия. Науке такие случаи пока неизвестны.

— Я ведь сказал, что речь не обо мне.

— В самом ли деле этот юноша существует или вы напридумываливсе это, потому что решили, что в тот миг, когда вы сошли с тротуара намостовую, то лишились чувств?

— Все наоборот — я терпеть не могу искать у себя симптомы.Каждый раз, как мне попадается медицинский справочник, я начинаю чувствоватьпризнаки всех описанных там болезней.

— Вот что я хочу сказать вам, только, пожалуйста, неистолкуйте мои слова превратно: по моему мнению, ваш несчастный случай пошелвам на пользу — вы стали гораздо спокойней, не похожи на одержимого. Ну,разумеется, близость смерти помогает жить лучше. Так сказала ваша жена, когдаотдала мне выпачканный в крови лоскуток ткани — я с ним не расстаюсь. Хотя яведь врач и ежедневно нахожусь рядом со смертью.

— Она не объяснила, зачем дает вам этот лоскуток?

— Она нашла хорошие слова, чтобы описать то, что я делаю попрофессиональной необходимости. Сказала, что я способен сочетать технику синтуицией, дисциплину — с любовью. Упомянула про солдата, который перед смертьюпопросил взять его гимнастерку, разорвать ее на кусочки и разделить их междутеми, кто искренне пытается увидеть мир таким, каков он есть. Полагаю, что и увас, написавшего эти книги, тоже имеется этот лоскуток ткани.

— Нет.

— А знаете почему?

— Знаю. А вернее, начинаю понимать.

— Я ведь не только ваш врач, но и друг, и потому позвольтедать вам совет. Если этот юноша-эпилептик утверждает, что может угадыватьбудущее, он ничего не смыслит в медицине.

***

Загреб, Хорватия.

6:30 утра.

Мы с Мари сидим перед замерзшим фонтаном: весна в этом году,как видно, решила вовсе не наступать — прямо из зимы перенесемся, наверно, влето.

Весь день я давал интервью и больше уже не в силах говоритьо новой книге. Журналисты задают те же вопросы, что и всегда: читала ли ее мояжена (отвечаю, что не знаю), не кажется ли мне, что критика ко мненесправедлива (что-что?), не шокировало ли «Время раздирать и время сшивать»читателей тем, как выставлена напоказ моя личная жизнь (писатель всегда пишеттолько о себе), будет ли по этой книге снят фильм (в тысячный раз отвечаю, чтофильм этот мысленно снимает каждый из моих читателей и что я отказалсяпродавать права на экранизацию), что я думаю о любви, почему пишу о любви, чтосделать, чтобы обрести счастье в любви, любви, любви...

Когда окончилась пресс-конференция, по издавна заведенномуритуалу начался ужин с издателями. За столом — важные люди, которые всякий раз,как я подношу вилку ко рту, прерывают это движение неизменным вопросом: «Где вычерпаете вдохновение?» Я пытаюсь есть, но мне надо быть обаятельным, надоразговаривать, исполнять роль знаменитости, рассказывать что-то занятное,производить впечатление. Я знаю, что издатель — герой: никогда ведь не узнаешьзаранее, распродастся ли тираж, а торговать бананами или мылом — дело куда болеенадежное, у бананов или мыла нет тщеславия и непомерного эгоцентризма, они нежалуются, что рекламная компания плохо организована или что в таких-то итаких-то магазинах нет книги.

После ужина всегдашний маршрут: мне хотят показать все, чтоесть в этом городе, — памятники, исторические достопримечательности, модныебары. И обязательно будет всеведущий гид, забивающий мне голову разнообразнымисведениями, а я должен делать вид, будто внимательно слушаю, и время от временизадавать вопросы, чтобы показать — мне интересно. Я видел едва ли не всепамятники, музеи, достопримечательности во многих городах мира, где побывал сочередной книгой, — и не помню решительно ничего. В памяти остается нечтонеожиданное — встречи с читателями, бары, улицы, на которых оказываешьсяслучайно: наугад свернул за угол — и увидел чудо.