Такая наглость кого хотите обезоружит, но только не меня.

— В таком случае придется обратиться в милицию, — усиливаявпечатление от фразы живописным взглядом, ответила я. — Там и дом покажут иплаты не попросят, только предварительно пройдутся по твоим бокам. Им ты все,как миленький, выложишь.

Павел мгновенно преобразился, добродушно развел руками,глядя на меня уже как на родную.

— Ну-у, ты, блин, совсем шуток не понимаешь. Как маленькая.Ментами начинаешь шугать. Да кто их боится? Сказал же покажу, значит покажу.Хочешь, прямо сейчас покажу?

— Прямо сейчас неудобно. Мы на поминках твоей матери, еслиты не забыл.

— Да не забыл я, но мамашу все равно не вернешь, а мы стобой будем в расчете. Ты вообще как, слово держишь?

— Не паясничай, и зря меня не боишься. Я не такаябезобидная, как кажусь.

— Да и не кажешься вовсе. Так когда?

— Давай завтра в двенадцать часов. Откуда тебя забрать?

— Памятник Пушкину знаешь?

— На Буденовском? — не без гордости спросила я, посколькуэто был один из немногих проспектов, где не сразу (мне так казалось) можнозаблудиться.

— Почему на Буденовском, на Буденовском памятник Буденому.На Ворошиловском.

Ворошиловский проспект мне знаком был еще лучшеБуденовского, и после некоторого мысленного напряжения я припомнила и памятникПушкину. Рядом с ним был неплохой обувной магазин.

— Значит в двенадцать часов у памятника Пушкину, — строгосказала я. — Надеюсь, нет смысла напоминать тебе о сложности твоего положения.

— Да знаю, что ты Катькина подруга и никуда от тебя недеться. Да что мне, дом показать трудно. Ведь другого же ты не требуешь ничего.Буду как обещал, время устраивает, — заверил меня Павел.

Присмотревшись к нему, было понятно: малый страсть как хочетот меня избавиться. Учитывая это, я успокоилась.

Поскольку больше меня на поминках нечего не интересовало, ясочла за благо удалиться. Возникла необходимость навестить Власову.

Отсутствие тетрадки меня уже не беспокоило. Я повторилапоиски, вновь перерыла в “Хонде” все, что только было возможно и теперьпребывала в уверенности: Иванова права. Власова ведет какую-то сложную игру,иначе куда могла деться ее тетрадка? Ивановой эта тетрадка не нужна. Да она ине подозревала о ее существовании, а спокойненько сидела на переднем сиденье.Моргун и “девочки” сидели сзади, но трудно предположить, что их моглазаинтересовать чужая тетрадка, да еще в такое время. Тем более, что им ее ивзять-то было некуда. Даже Моргун был без своего доисторического портфеля.

Значит тетрадку взяла Власова, когда доставала сумки. Нет,доставала сумки я. Значит она взяла тетрадку, когда их ставила. Я пошлаоткрывать багажник, тогда она и взяла. Взяла и сунула в одну из сумок. Остаетсятолько вопрос: зачем?

Глава 19

Власова снова была у кого-то в гостях, но охотно согласиласьвстретиться. Более того, в ее голосе слышалась неподдельная радость.

— Ты на “Хонде”? — спросила она.

— Пока да.

— К Сюрдику можешь приехать?

— Туда, где мы вещи оставляли? — уточнила я.

— Да, приезжай скорей, жду.

Я поехала, благо дорогу неплохо изучила.

Власова стояла под фонарем у двери коттеджа и зябко куталасьв отпадный шерстяной свитер крупной вязки. Было темно, и я не увидела, какведет себя занавеска на втором этаже, но на всякий случай сказала Власовой:

— Твой отвратительный Сюрдик все время подглядывает.

— Любуется, — рассмеялась она. — Вчера признался, что еще вклубе обратил на тебя внимание. Красивая, сказал, у тебя подруга. Понятно?Понравилась ты, вот и подглядывает.

— Это меня не удивляет, — ответила я, внутренне отмечая, чтоесли уж быть объективной, то Сюрдик вполне симпатичный малый, особенно еслиучесть Черноморское побережье и магазины.

— Куда поедем? — поинтересовалась Власова. — Я без машины.Водила шпионит на мужа, поэтому стараюсь реже пользоваться его услугами, а самаводить “Бентли” не люблю.

— Что-то зачастила ты к своему Сюрдику. И вчера у него была,когда я звонила?

— Да, и осталась ночевать. Должен же кто-то утешить одинокуюженскую душу. Но вообще, рискую, конечно. Ночевать нужно в своей постели. Такчем займемся? Для поисков твоего дома поздновато, стемнело уже. Может махнем вклуб?

“Надо же, о тетрадке ни слова, а вчера эта тетрадка былагвоздем программы,” — внутренне отметила я и сказала:

— Можно и в клуб.

Власова оживилась.

— Сто лет там не была — защебетала она. — Ах, как хорошо мысейчас проведем вре-мя. Только заедем ко мне, переоденусь, да заодно посмотрювсе ли там в порядке. Поднимешься?

— Нет подожду в машине.

Этот вечер предстояло просто “убить”, не сидеть же на даче,слушая стенания Катерины. Иванова, после похорон, тоже выбыла из приятныхсобеседников, хоть мне и не терпелось задать ей кое-какие вопросы. Впрочем,завтра на них она ответит значительно обстоятельней.

К моему удивлению Власова принарядилась в рекордно короткийсрок. Видимо, когда речь заходит о клубе, эта женщина спринтер.

— Весна! — воскликнула она, падая на переднее сиденье. —Погодка налаживается, а жизнь разлаживается. Хотя…

— Что “хотя”? — заинтересовалась я.

— Теперь, после смерти этой девицы, все может быть. ВернетсяМазик, посмотрит на мои герани и…

— И влюбится опять? Сомневаюсь. Не забывай, это у тебярадость, а у твоего Мазика горе.

— У него были все основания самому грохнуть свою Верку, —неожиданно брякнула Власова и победоносно посмотрела на меня.

Я сбросила скорость.

— Что ты имеешь ввиду?

— Ты прочла тетрадку? — вопросом на вопрос ответила она.

— Тетрадку я не прочла, потому что ты забрала ее, а Верочкаумерла естественной смертью.

Власова опешила.

— Когда я забрала тетрадку?

— Вчера, когда отправила меня открывать багажник, — сказалая, с максимальной твердостью в голосе.

— Глупости! Сначала дала, потом забрала? Глупости! Потеряла,так и скажи. И нечего морочить мне голову, а Верку убили. Я уверена в этом.

— Может поделишься своей уверенностью?