Все те моменты, когда он откладывал свои чувства в сторону, чтобы позаботиться обо мне.

— Хорошо. Немного суматошное утро со случайной двойной записью, но в конце концов мы справились. — я сбрасываю туфли, чтобы ноги перестали дрожать, затем встаю, направляюсь к потайному шкафу у дальней стены и беру чемодан, спрятанный внутри.

— У тебя есть другие клиенты, которые связаны или могут быть связаны с преступным миром? — спрашивает Нико.

— Ты имеешь в виду таких, как ты? — я расстегиваю молнию на чемодане и роюсь в нем.

— Я не твой клиент, fiammetta52. Я извращенный ублюдок, который хочет тебя разрушить.

Подобное заявление должно меня пугать, учитывая, что я начинаю чувствовать к этому мужчине, но не пугает.

— Думаю, это лучше, чем извращенный ублюдок, который хочет меня убить.

— Чертовски верно, — отчеканивает он. Затем, словно только что заметив, что я делаю, он спрашивает.

— Ты держишь в офисе чемодан с одеждой? — он встает, когда я достаю свежую рубашку.

— Ага, — отвечаю я, стягивая порванную рубашку и надевая шелковую блузку через голову.

— Зачем? — спрашивает он, переместившись ближе и заглядывая в сумку.

— Для тех случаев, когда клиенты портят мою одежду во время секса, — говорю я с невозмутимым выражением лица.

Он бросает на меня раздраженный взгляд, нахмурив брови.

Я смеюсь.

— Дай угадаю, ты был девственником, пока мы той ночью не трахнули друг другу мозги?

— Дело не в этом, — огрызается Нико.

— А в чем тогда?

— Я никем не делюсь, Софи. Чтобы ты знала, я пристрелю любого, кто посмотрит на тебя неправильно, а тем более прикоснется. И, — он не отводит взгляд, — После этого я буду спать как младенец.

Я смеюсь, понимая, что его слова вызывают во мне теплые чувства, что говорит о том, что со мной явно что-то не так.

— Хорошо, ладно. И, кстати, я тоже не делюсь.

— Как ты думаешь, почему я прилетел из Лас-Вегаса прошлой ночью?

Внезапно его голубые глаза становятся слишком серьезными, слишком проницательными.

— Ты сделал это?

Он игнорирует мой вопрос.

— Ты все еще не объяснила, зачем тебе чемодан с одеждой.

Я объясняю, чувствуя себя немного смущенной.

— Это… аварийная сумка на случай, если мне нужно будет быстро уйти.

Он смотрит на меня, в его глазах крутятся колесики.

— Здесь ты указываешь на то, что красивые женщины в «новой жизни» не нуждаются в аварийных сумках? — спрашиваю я, немного съеживаясь, потому что он был бы прав.

Но он качает головой.

— Наоборот, Софи. Мне это в тебе нравится.

Я открываю рот, чтобы ответить, хотя не совсем уверена, что сказать, но он меня опережает.

— Так, что не так с Марией? — спрашивает он небрежно, падая в мое кресло. Он берет круглый хрустальный пресс-папье на моем столе и медленно поворачивает его.

— Мария? — переспрашиваю я, в замешательстве. — Я с ней не разговаривала, кроме того телефонного звонка, о котором ты уже знаешь.

— Я имею в виду, что с ней не так? Почему она приходила к тебе как к терапевту?

Мы перешли от эксклюзивного секса к аварийным сумкам и клиентам. Уверена, что у меня скоро будет нервное расстройство, учитывая склонность Нико перескакивать с одной темы на другую без предупреждения.

— Я не могу ответить на твой вопрос, — говорю я, потому что даже если это не связано с терапией, Мария держала свой диагноз в секрете всю жизнь. Не думаю, что она оценит, если я начну болтать об этом.

— Почему нет? — спрашивает он. — Ты же видела новости, да? Мария Риччи мертва.

Я закатываю глаза.

— Но я знаю, что она жива, Нико.

Он смотрит на меня несколько мгновений, затем кивает.

— Это мне тоже в тебе нравится.

Я поднимаю бровь.

— Моя спорящая сторона? Да, я слышала, моим поклонникам тоже нравится.

Он хватает мою руку и тянет меня к себе на колени.

— Твоя честность, — говорит он, проводя пальцами по моему лицу. Это прикосновение кажется не просто сексуальным, а интимным.

Я усмехаюсь, отмахиваясь от его слов и прикосновений одновременно.

— Я сплю с преступником после того, как решила избавиться от этого элемента в своей жизни. Не уверена, что моя честность сейчас что-то значит.

— Не согласен, — отвечает он. — Ты никогда по-настоящему не стремилась к этому. Только думала, что стремилась. — в подтверждение своих слов он тянет за мои длинные волосы.

Причина, по которой я не могла подстричься, та же самая, по которой я всегда ношу с собой нож с тех пор, как порвала с домом четыре года назад. Но я отказываюсь обдумывать эту причину.

— Мне нужна стрижка. — на этот раз настоящая, а не просто подравнивание кончиков.

— Тебе она была нужна еще два года назад, милая, — усмехается он, выглядя слишком самодовольно. Блеск в его глазах говорит мне, что он знает, почему я не трогала свои волосы.

Я закатываю глаза, пытаясь вернуться к обсуждаемой теме.

— Зачем ты вообще спрашиваешь про Марию?

Он пожимает плечами, откинувшись в моем кресле.

— Мария очень избирательна в том, кому доверяет, но она доверяет тебе. И похоже, что ты хорошо ее знаешь.

Что-то в его словах меня беспокоит, но я не могу понять, что именно. Нико, кажется, беспокоится о ней. Поэтому он напряжен?

— С Марией и Викторией все в порядке?

— Да, конечно, — отвечает он. Это не похоже на ложь, и его язык тела не говорит об обратном.

— Где она сейчас?

— Тебе не стоит спрашивать.

— Ух. — я закатываю глаза. Я никогда не пойму его одержимость секретностью, даже когда в этом явно нет необходимости. — Ты же понимаешь, что я могу спросить об этом у Марии, когда она снова позвонит.

— Ну, тогда спроси у нее, — отвечает он.

— Я спрашиваю тебя, Нико.

Он сужает взгляд и сжимает зубы, решая, стоит ли отвечать на мой вопрос. Это всего лишь вопрос, который ничего не должен значить для нас, но, как ни странно, это словно пересечение важной черты.

Наконец, Нико отвечает.

— Косумель, Мексика.

Я выдыхаю.

— Спасибо.

— За что? — ворчит он.

Я пожимаю плечами.

— За то, что доверяешь мне, полагаю. Это кажется мелочью, но я знаю, что для тебя это очень важно, Нико.

Он фыркает.

— Ты действительно так думаешь?

— Да.

— Ну, тогда тебе стоит встать на колени и поблагодарить меня как следует.

Мой взгляд встречается с его. Его глаза пылают, игривый блеск вернулся, но есть и что-то более темное. Вызов. Он хочет испытать меня, так же, как я испытала его только что.

Я поднимаю одну бровь.

— Не знаю, чувствую ли я такую благодарность.

Нико обхватывает мою челюсть рукой, поглаживая