Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Главное – не просто завалить зверя. С этим проблемобычно не бывает. Нужно его еще разделать и притаранить на судно.
– Это так сложно?
– На бойне были?
– Не приходилось.
– Тогда и объяснять не буду. Сами все увидите.
– Мне кажется, эти самые тюлени – слишком унизительнаямишень для настоящих охотников, – вклинилась в сугубо мужской разговор я.
Антон посмотрел на меня с заинтересованным удивлением, аМакс – с легкой снисходительностью.
– Это почему же, дамочка?
Уничижительное Максово “дамочка” задело меня, странно онразговаривает со мной, как будто и не было вчера никакого знакомства, как будтои не было вина в плетеной бутыли… Но я решила не проявлять ненужных эмоций. Мнеони еще пригодятся. А сам Макс для меня – пустое место…
– Слишком неповоротливы, – сдержанно ответила я.
– Это вы, я вам скажу, “В мире животных” насмотрелись.Или любили посещать какой-нибудь дельфинарий по воскресеньям. Тюлень в природе,несмотря на то, что тянет на триста-четыреста килограммов, довольно юркоесущество. Что-то типа блохи. Я уж не говорю о ларге или бельке. Так что высначала в него попадите.
– А вы сами не будете стрелять? – осторожно спросилАнтон.
– Переводить пули на животных – интереса мало. – Максмотнул головой, и шрам на его щеке угрожающе задрожал. – Так что считайте, чтоя свою квоту выбрал…
– А есть здесь еще что-нибудь, кроме тюленей? – Внейрохирурге заговорил юный натуралист.
– Кое-что. По берегу медведи бегают. Видели, берегкакой? На сотни километров ни человека, ни жилья. Только медведи и водятся.Есть, правда, недалеко островок один, сплошные скалы. Святого Ионы называется.Так вот, там птички, кайры. Яйца – радость дальтоника: скорлупа зеленая, ажелтки красные… Их там тысячи, если не миллионы. Ну, и чайки. Птичий базар,одним словом.
– А что-то еще есть на этом острове?
– Еще есть метеостанция. Безлюден, правда. Работает вавтоматическом режиме. Вот и все, собственно. А теперь давайте-ка заткнемся.Поскольку прибыли.
…Это было грандиозное зрелище.
Одно из самых потрясающих, которые я только видела в своейжизни. Когда бот вывернул из-за мощной льдины, перед нами предсталоотносительно ровное пространство, усыпанное осколками льда. Я не знала точно,сколько метров нас отделяют от этой колонии льдов, – море и здесь играло с намив сумасшедшие игры, оно преломляло свет, делало его живым, а льды дышали идвигались. Я не удержалась и сняла очки: сразу же заломило в глазах.Поседевшие, разбитые солнцем осколки льда оказались тюленями. Их было несколькосотен, может быть, тысяча, – они лежали на солнце, на высоком солнце, котороепыталось пробиться из-за туч и иглами прожигало лед. Вся эта огромная, колышущаясямасса тюленей была зеркальным отражением небесной схватки. Ее точной земнойкопией. В тех местах, куда не попадали солнечные лучи, тюлени казалисьвырезанными из плотного картона, их четкие силуэты завораживали. Там же, гдесолнце топило лед, – они и были льдом, почти невидимой ажурной сеткой, общимпланом.
Над тюленьей массой стоял гул, тот самый гул, который все мыслышали ночью. Только теперь он не был таким однородным, в нем, как в огромнойаэродинамической трубе, господствовало несколько основных звуков. Тонкий крик,похожий на плач обиженного ребенка; утешающий глуховатый рык мужчины…
– С ума сойти, какая красотища, – тихо сказал Антон.
– Зрелище ничего себе, – подтвердил Макс. – Не дляслабонервных…
– А они не боятся человека? – глупо спросила я. СейчасАнтон вскинет свой карабин, и вся эта мистерия закончится, все это хрупкоеравновесие нарушится…
– Пока не боятся. Пока не выстрелили в первогопопавшегося.
– А что будет потом?
– Голубей видели? – спросил у меня Макс.
– А при чем здесь голуби?
– Видели, как они снимаются, стоит только их вспугнуть?Так вот, здесь то же самое, с поправкой на комплекцию. Но ближе чем на тридцатьметров подходить не стоит.
– Почему?
– Попрыгают в воду, пойдет волна, да здесь еще к томуже и льды. Бот устойчивый, но с низкими бортами. Зальет, потом не отхаркаемся.
– А как же… Как же их тогда перевозить? – Первый шок отвстречи с тюленями прошел, и теперь Антона интересовали технические деталиоперации: даже издали тюлени выглядели весьма внушительно.
– Да просто. На льдине свежуем, мясо в одну сторону,шкуры в другую. Разделываем по мере возможности. И – в бот.
– Такую тяжесть? – Антон осторожно похлопал бот побортам.
– Этот бот полтонны груза смело выдержит… Ну что,готовы?
– В общем, да, – неуверенно сказал Антон и так женеуверенно поднял карабин.
– Старайтесь попасть в голову. Все остальное – переводпуль. Там один только слой жира сантиметров восемь, не меньше. Застрянет, иникакой пользы…
– А вы, Ева? – спросил у меня Антон.
Я молчала. У меня не было никакого желания принимать участиев охоте, больше похожей на тяжкий труд в государственной бойне. Эта идея невдохновляла меня с самого начала, а теперь, после красочных описанийинструктора по разделке туш, это выглядело совсем уж отвратительно. Хорошо, чтоКарпик не поехала, вдруг подумала я, можно только представить себе, каквыглядела бы тринадцатилетняя девочка, свежующая тушу.
– Нет, я не умею стрелять, – вдохновенно соврала я.
Макс хмыкнул. Ничего другого от чистоплюйки в вытертойсобачьей дохе и ожидать не приходится, она будет только многозначительновздыхать, не исключено, что и слезу подпустит.
– Еще один совет, Антон, – сказал Макс и смачно сплюнулза борт. – Желательно, чтобы вы влепили пулю точно в цель. Чтобы ни зверь немучился, ни вы. Добивать – последнее дело.
– Последнее?..
– Ну да. И в глаза им не смотрите.
– Что-то из области мистики? – высказал осторожноепредположение Антон.
– Да нет. Никакой мистики здесь нет. Сказки опереселении душ оставьте нанайцам и алеутам. А так же Хемингуэям и примкнувшимк ним Кастанедам. Просто есть вещи, которые навсегда могут отвратить от охоты.Если вы, конечно, рассматриваете это как охоту, а не как промысел. На промыслевсе ясно, никаких сантиментов. Пять тысяч туш за рейс, мясо на фарш, и никакихугрызений совести. Конвейер. А охота – это штучный товар, я понимаю. Это когдавы и зверь, – вы отражаетесь друг у друга в зрачках. И еще неизвестно, чтоможно там увидеть.
Я даже присвистнула. Кто бы мог подумать, что этотмассовик-затейник пьяных драк во всех сточных канавах мира окажется еще ифилософом. Можно только представить себе, чем он забьет голову несчастногоКарпика…