– Давайте я усажу вас, – он был необыкновенно любезен.

– Спасибо, я сама.

Я вернулась в бот, где уже была сложена тюленья шкура, иуселась прямо на нее. Вблизи шкура выглядела просто великолепно, теперь я знаю,что сделает Клио после первого выхода в море: она закажет себеводонепроницаемую шубу до пят и будет разгуливать в ней в сезоны дождейгде-нибудь в утробе Юго-Восточной Азии… Вторым номером программы выступяттюленьи сапоги, они украсят сценический образ и придадут ему еще большуюпикантность… Пока я рассуждала на эти темы, вернулись Антон и Макс, с ног доголовы вымазанные тюленьей кровью и жиром. Они успели разделить тушу на триравные части и теперь забрасывали ее в бот. Низкая осадка бота тоже оказаласьобманчивой: в него без всякого ущерба можно было забросить еще несколько туш.

– Как вы себя чувствуете, Ева? – заботливо спросилАнтон, а Макс хмыкнул: тоже мне нежности на фоне суровых ландшафтов.

– Спасибо. Теперь все в порядке, Антон. – Я слабоулыбнулась нейрохирургу.

Он коснулся испачканной тюленем рукой моего подбородка.

– Пожалуй, за вами нужно приглядывать.

– Думаю, это излишне.

– Во всяком случае, я рад, что мы оказались в однойлодке.

– Звучит символично, вы не находите? – У меня не былосил поддерживать с ним светскую беседу.

– Пока не знаю, – серьезно сказал он. – Вы играете вбильярд?

Играю ли я в бильярд? Да я могу обставить тебя, как щенка.

– Немного, – сказала я.

– Мы можем сыграть с вами сегодня вечером. Чтобы вынемножко отвлеклись от охоты.

– Звучит заманчиво. Я подумаю, Антон.

Я разговаривала с Антоном, но даже не смотрела на него. Кудабольше меня занимал Макс с его голыми плечами и невозмутимостью. Он оказалсязаправским мясником и философом, но именно так чаще всего и бывает в жизни.

– Вам все еще не холодно. Макс? – спросила я.

– Действительно, – поддакнул Антон. В его голосепослышалась скрытая ревность: мужчина не терпит превосходства над собой другогомужчины в чем бы то ни было. Должно быть, такие же проблемы стоят и передсамцами-тюленями.

– Нужно научиться получать удовольствие от всего. И отхолода тоже, – сказал битый жизнью Макс, но куртку все-таки надел. – Поравозвращаться. Мы и так задержались…

Мы вернулись на “Эскалибур” почти последними. Не было толькодвух ботов – с Вадиком и Сокольниковым. И с Мухой и Клио. Все остальныеблагополучно погрузились на борт, и на кормовой палубе вовсю шла окончательнаяразделка тюленей. Без трофеев остались только губернатор и стюард Роман. Теперьгубернатор грустно сидел возле кабинки, управляющей портальными лебедками, ипил водку из крышки термоса.

Героем дня оказался толстый адвокат Альберт Венедиктович Оннабил трех взрослых тюленей и к тому же привез на “Эскалибур” раненую ларгу,совсем небольшую, что-то около метра длиной. Теперь она лежала возле правогоборта и смотрела на всех беспомощными слезящимися глазами. Рядом с ларгойсидели Аника и Карпик, самые впечатлительные из пассажиров. Карпик была такувлечена ларгой, что даже не обратила внимание на наше появление. Хорошенькаяларга, с еще не потускневшей шерстью, умиляла и девочку, и швейцарку. Карпиквсе время порывалась погладить животное, как гладят собаку или строптивуюкошку, та не сопротивлялась, лишь издавала жалобные звуки, похожие на плачребенка. Видимо, это разрывало Карпику сердце. И когда матрос Гена, принимавшийсамое непосредственное участие в поимке животного, подошел к ним, Карпиксказала:

– Нужно ее отпустить.

– Ничего не получится, девочка. – Гена был настроенрешительно. Через его руки прошли сотни таких ларг, он относился к ним как ккорму для песцов и нутрии, не более.

– Почему? Давайте ее отпустим…

– Она ранена. И умрет через полчаса. Или раньше.

– Тогда давайте ее полечим.

– То же самое. Ответ отрицательный. Она все равноумрет. Лучше разом прекратить страдания, чтобы она не мучалась.

– Нет! – На глазах Карпика выступили слезы, и она насекунду стала и сама похожей на ларгу.

– По-другому не получится. Отойди-ка, девочка.

– Нет! – Карпик вцепилась в ногу Гены.

– Успокойте ее, – воззвал он к Анике.

Аника понимала, что происходит что-то странное, она была настороне девочки; она была слишком швейцаркой для такого нецивилизованногоубийства. Да еще на палубе судна.

– Аника! – Карпик бросила Гену и теперь уже вцепилась вАнику.

– Je me sens mal. J'ai mal au come. (Я чувствую себяусталой Меня тошнит ).

– А что же вы хотели, дамочка? – К нам подошел Макс, иКарпик моментально затихла. – Это вам охота, а не machine pour le tii auxpigeons. (Машинка для метания тарелочек)

Это был хороший французский.

Такой хороший, что даже я поняла это. Аника опешила: этотматрос со страшным русским шрамом знает французский настолько хорошо, что можетсыронизировать по ее поводу. Она посмотрела на Макса с таким неподдельныминтересом и так по-женски призывно, что я поняла: незачем беспокоиться оневерном муже, который целуется со скверными мальчишками в душе, Аника вполнеможет быть отомщена.

Несчастная ларга была тотчас же забыта. Даже Карпик предалаумирающее животное. Она смотрела на своего Макса со снисходительной гордостью,как смотрит хозяин на собаку, заслужившую медаль на выставке: видите, это мойсобственный человек. Он может покорить кого угодно, но сегодня он будет сомной…

– Parlez-vous francais? (Вы говорите по-французски?)

– Non. (Нет)

– Vous etes bien aimable… Voulez-vous m'accompag-nei a.(Это очень мило с вашей стороны Не проводите ли вы меня?)

Происходящее стало заметно не нравиться Карлику.Снисходительный Макс и рта не успел открыть, когда Карпик громким и отчетливымголосом сказала так, чтобы слышала Аника и все прочие кандидаты на увеселения срядовым составом:

– Propriete privee. Place reservee. (Частнаясобственность. Место занято.)

Черт возьми! Что это за корабль? Почему здесь все говорятпо-французски, даже девочка тринадцати лет позволяет себе пассажи в духеПляс-Пигаль!

Аника рассмеялась своим милым, чуть стерильным, швейцарскимсмехом; Макс развел руками и улыбнулся. Матрос Гена под шумок уже утащил ларгу,чтобы не разбивать сердца сердобольных женщин. Карпик же, пометившая своютерриторию, независимо сунула руки в карманы, решила было прогуляться попалубе.

И тотчас же поскользнулась.

Палуба, пропитанная жиром и кровью, была скользкой, каккаток. Макс и Аника бросились к ней: бедная хромая девочка!.. Аника оказаласьпроворнее, она протянула руку Карпику, та ухватилась за нее, но вместо тогочтобы подняться, сама увлекла ее на доски палубы. Аника не смогла удержатьравновесия и тоже упала. Чуть запоздавший Макс последовал за ними, едва ненакрыв своим телом Карпика. Это было так заразительно, что не удержалась и я.И, разогнавшись, как в детстве на узких ледяных дорожках, врезалась в кучумалу.