Из любопытства Макар открыл соседнюю дверцу и обнаружил заней уложенные друг на друга подушки, обернутые тускло поблескивающим в светефонарика толстым целлофаном. За подушками виднелось что-то темно-коричневое,мохнатое, собранное в ком: то ли шуба, то ли покрывало из искусственного меха.

Склад ненужных вещей… Илюшин обошел комнату по периметру,ловя свое отражение в пыльных зеркалах – черная фигура за ярким световымпятном. Два зеркала, большое и среднее, стояли у противоположных стен, и, когдаМакар оказался между ними, бесконечные зеркальные коридоры раздробили егоотражение на сотни уменьшающихся, будто убегающих от единственного реальногоМакара, черных фигурок с бликом в руке. Подойдя поближе, Илюшин рассмотрелдлинную извилистую трещину на большом зеркале и удивился бережливости ЭльвирыЛеоновны, не выкинувшей его: вряд ли кто-то из гостей обрадовался бытреснувшему зеркалу в своей комнате.

Он снова обежал взглядом мебель, закрывавшую стены без единогопросвета. Даже окно было загорожено желтоватым шкафом, похожим накнижный, – должно быть, подумал Илюшин, о нем и говорила Шестакова.Ссутулившиеся, как старики, скрывавшие в своих деревянных утробах барахло,накапливаемое годами, прячущиеся в темноте, не рассеивавшейся даже днем, этипредметы меняли очертания: стоило лучу фонаря перебежать с одного на другой,линии расплывались и терялись, и даже цвета становились другими. Книжный шкаф,как только Макар от него отвернулся, стал не желтым, а серым, а черная лаковаятумбочка, когда на нее упал свет, выставила напоказ темно-синюю поверхность итут же снова перетекла в черный, словно хамелеон.

Зачем он оказался здесь, Илюшин мог ответить, и ответ егозвучал бы кратко – из любопытства. Если можно было что-то выяснить, Макарпредпочитал выяснять это, к тому же сегодня случай сам шел к нему в руки, иМакар не хотел его упускать. История о комнате с заколоченными окнами оставилау него недоумение и ощущение недоговоренности – впрочем, оно возникало почти всегдапосле разговора с любым из семьи Шестаковых. Однако Макар готов был допустить,что у Эльвиры Леоновны имелись свои хозяйственные резоны для того, чтобыпревратить в мебельный склад именно это помещение, а не какое-либо иное.

Он не смог бы ответить на вопрос, почему не уходит отсюда.Казалось, здесь ему больше нечего делать: он убедился, что комната и в самомделе нежилая. Неясным оставалось, правда, зачем понадобилось заколачивать окно,но Макар был уверен, что этому найдется какое-то простое и логичное объяснение.Не в окне, вовсе не в окне было дело…

Странное ощущение постепенно овладело Илюшиным – ончувствовал, что вокруг него собирается, стягиваясь в узел, время и мелькаетобрывками картин в зеркалах: вот пробежали две невероятно похожие друг на другаженщины, отличавшиеся только прическами; вот маленькая пухлая девочка снекрасивым лицом смотрит на свое отражение, вертя в руках цветок одуванчика иулыбаясь во весь рот – она еще не знает, что некрасива; вот тихий рыжеволосыймужчина заходит в дом, с тоской глядит вслед кому-то… Вспоминая все, что емурассказывали, Макар стоял, сосредоточившись, посреди угрюмой комнаты, лишеннойтого, что могло бы хоть немного оживить ее, – даже дневного света. Онвыключил фонарик, сам не зная зачем, постоял, свыкаясь с темнотой, и тут емустало не по себе.

Объяснить это Илюшин не смог бы, но точнее всего егоощущения передавались мыслью «я здесь не один». Трудно было представитьчеловека, более далекого от идеи одушевлять вещи, но на долю секунды Макарвсерьез пожалел о том, что зеркала ничем не закрыты: хоть он и стоял так, чтобыне отражаться в них, ему казалось, что из глубины зеркал на него кто-тосмотрит.

Илюшин понимал: все дело лишь в том, что его глаза привыклик темноте, но не мог избавиться от чувства, будто и темнота привыкла к нему итеперь бережно выкладывает перед ним свои игрушки, заманивая их фальшивымблеском. И эти шкафы с их полированными поверхностями… Обрадовавшись приходучеловека, они поймали дверцами свет его фонарика, и свет застыл, словно стрекозав янтаре, и уже не светил, а мертво посвечивал почти неразличимым тусклымсиянием.

Не выдержав, он снова включил фонарь и вздрогнул: с высокогозеркала на него упала тень с двумя крыльями, словно летучая мышь обрушилась изсвоего убежища на чужака, нарушившего ее уединение. Но тут же понял, что самзакрыл пальцем стекло, за которым яростно накалялась лампочка, и перехватилфонарик поудобнее. «Раз уж я здесь, нужно проверить, что находится в остальныхшкафах».

С темно-коричневой, как кофейное зерно, дверцы осыпаласьпыль, когда Илюшин приоткрыл ее. В дверце тоже было зеркало – но небольшое, всев расплывчатых пятнах, и шифоньер мутно таращился полуслепым глазом начеловека, пока Макар не закрыл его. Ничего там не было, в этом отделении, кромевалявшейся в углу подставки под елку. Затем Макар заглянул в тумбочку,обнаружил там обрывки старой пожелтевшей газеты, вдохнул сырой запахпрогнившего дерева, которым несло из-за тумбочки, и отошел от нее.

Следующим на очереди был узкий черный шкаф, высокий, почтипод потолок, покрытый какими-то белесыми потеками. Макар стоял перед ним почтиминуту, отчего-то не решаясь дернуть за латунную изогнутую ручку, раздумывая,будто гадая, что же может оказаться внутри. Решил, что ничего, и потянул ручкуна себя – дверца подалась легко и бесшумно, словно ее часто открывали.

Внутри оказалась одежда, и шкаф дохнул на Илюшина запахоммноголетнего тряпья и нафталина. На вешалках покачивались платья, юбки, тонкиеблузки, и когда Макар провел по ним рукой, он ощутил, как оседает на егопальцах густая пыль. Он не мог понять, отчего эти вещи не хранят как положено,а потом подумал, что их, должно быть, и не хранят вовсе – просто не дошли рукивыкинуть, а здесь, в шкафу, они никому не мешают. Взгляд его упал вниз, иИлюшин, посветив, понял, что его догадка верна: под платьями виднелисьистоптанные туфли, надорванные сандалии, клетчатые тапочки с примятымизадниками – обувной хлам, оставшийся от кого-то, кто жил здесь тысячу летназад.

Дверца, покачнувшись, вдруг стала открываться сама по себе,будто от сквозняка, и Макар придержал ее рукой, чтобы она не хлопнула о шкаф. Вней тоже было зеркало – не такое мутное, как первое, но местами покрытое тем жестранным белесым налетом, словно залитое густым клеем. Илюшин сделал шаг назад,собираясь закрыть шкаф, бросил взгляд в зеркало – и едва не закричал.

В темноте за его спиной стояла женщина с белым лицом.Запавшие глаза смотрели на Макара с отчаянием, красные губы беззвучношевелились. Долю секунды Илюшин смотрел на ее отражение, а затем молниеноснообернулся, чтобы направить луч фонаря на ее лицо.

Луч рассек темноту, осветил шкафы и стены, заметался покомнате – по пустой комнате, в которой не было никого, кроме человека сфонарем.

Илюшин ощутил, что сердце ударило два раза, и ударыотозвались в висках. Сглотнув, он перевел взгляд на зеркало и увидел в нем лишьсвое отражение – побледневшего мужчину с расширенными глазами, за спинойкоторого, поедая отраженный от зеркала свет, чавкала темнота.