Илюшин был не уверен в том, что найдет в этой комнате то,что сможет пролить свет на события последних дней. Возвращаясь в дом, чтобыобыскать его, Макар почти не сомневался, что под лестницей – или за стеннойпанелью – должен найтись магнитофон. Он чувствовал, что объяснить происходящиезагадочные события можно только чьей-то злой волей, а значит, должно существоватьтехническое решение по воплощению в жизнь «духов дома».

С видимыми «призраками» дело обстояло, по убеждению Илюшина,еще проще: один раз женщину в белом видела Заря Ростиславовна, один раз – онсам, когда выбежал с чердака. Макар абсолютно точно знал – перед ним был живойчеловек. Найденное в шкафу у Леонида Шестакова белое платье вписывалось в еговерсию о том, что развлекается нехитрым маскарадом кто-то из сыновей ЭльвирыЛеоновны: Илюшин заподозрил это сразу, памятуя об определении «высокая», мимоходомсказанном Лепицкой. Самым высоким из Шестаковых был Леонид.

Но в комнату Ларисы Макар отправился, не догадываясь, чтоможет здесь обнаружить, – скорее по привычке проверять все, что тольковозможно. Пока он не нашел ничего, что оправдывало бы его интерес: обычнаякомната молодой женщины, за??ятой исключительно собой. Ни одной безделушки наполках, раскиданные по дивану и стульям вещи, тяжелый сладковато-терпкий запахдухов… Илюшин подошел к шкафу – точно такому же, какой стоял в комнате уЛеонида, – и заглянул внутрь.

Платья, рубашки, свитера – все находилось в таком жепорядке, какой Макар наблюдал в шкафу брата-близнеца Ларисы, разве чтоотсутствовали чехлы для одежды. Он осмотрел шкаф, но не нашел ничегопримечательного, кроме крайне легкомысленного короткого красного платья сглубоким вырезом, больше напоминавшего ночную сорочку. «Голову даю наотсечение, это не та одежда, которую Лариса надевает при матери. Вопрос – приком?»

Впрочем, задавая себе этот вопрос, Илюшин не слишком долгораздумывал над ответом: он предполагал с большой долей уверенности, что уЛарисы есть друг, и имя его Макар собирался выяснить в ближайшее время. «Неисключено, что он имеет отношение к происходящему».

Он закрыл шкаф, пошел к двери, доставая связку из кармана, ивдруг услышал, как в замке проворачивается ключ.

Беззвучно выругавшись, Макар бросился к окну, окинулмолниеносным взглядом улицу и вылез в приоткрытую створку, перекинул ногу черезперила крошечного бутафорского балкончика, надеясь, что старое дерево выдержитего вес, а на улице не будет любопытных прохожих. Когда дверь комнатыоткрылась, он уже был на балконе – сидел на корточках, прижавшись к наружнойстене дома, и рассматривал пыльную балюстраду, по одному из фигурных столбиковкоторой полз блестящий черный жучок.

В комнате прозвучали шаги, короткий «вжик» «молнии», шорохткани. Илюшин напряженно прислушивался.

Заиграла современная мелодия, которая оборвалась коротким«алло», сказанным очень раздраженным тоном. Говорила Лариса, и Макар облегченновыдохнул: секундой раньше он представил, что в комнату вошла Эльвира Леоновна исейчас выглянет наружу и обнаружит постояльца, скрючившегося на балконе. Привсей неловкости его положения договариваться с Ларисой было бы легче.

– Да, уехала, – говорила Лариса в глубине комнаты– через открытое окно он хорошо слышал ее громкий голос. – В перерывевышла из зала, и какая-то дура зацепила сумочкой мои брюки. Представляешь? Однохорошо: появился повод вернуться. Не могла больше терпеть это дурацкоепредставление.

Лариса в язвительных тонах пересказала, какие выражения лицбыли у детей, какой странный репертуар подобрали им руководители хора.Язвительность быстро переросла в раздражение, словно ее злило собственноеповествование.

– А еще они меня достали – мать, Эдик и Элька! Даже Леня.Представить не можешь, как достали! Все сидят рядом, и не продохнуть в зале отШестаковых. Иногда я смотрю на мать и удивляюсь: зачем она нас стольконарожала?

Собеседник, по-видимому, пытался успокоить Ларису: какое-товремя она слушала молча, порываясь что-то сказать, но каждый раз замолкая наполуслове, и только нервно постукивала пальцами по столу.

– Я пыталась ее уговорить, – ожесточенно сказаладевушка. – Ты думаешь, у меня что-нибудь получилось? Она упертая, простоупертая! Не слушает ни меня, ни Леньку, ни Эдика. Я, если хочешь знать,подумываю о том, чтобы уехать из города. Куда? Да хоть в Москву! Работу тамнайду, вот что.

Собеседник сказал Ларисе что-то неприятное, потому что вответ раздалось шипение.

– Дорогой мой… – в ее голосе слышалась яростьвзбесившейся женщины. – Не указывай мне, что нужно делать, ясно? Я безтебя разберусь. А указывать можешь своей жене и детям! И не смей орать на меня!

Раздался звук, неопровержимо свидетельствующий о том, что телефонударился о стену и упал на пол. Лариса стукнула кулаком по дивану с такойсилой, что скрипнула пружина.

– Дьявол! Что за день! – простонала девушка, ибосые ноги прошлепали до стены и обратно. – И костюм этот… Черт, черт,черт!

«А начиналось все так мирно», – сказал про себя Илюшин,поглядывая на жучка.

Лариса между тем вполголоса ругалась себе под нос,припоминала Толику все обиды и разыгрывала воображаемые сцены объяснения слюбовником. То, что разговор шел с любовником, Илюшин понял очень быстро из еереплик. «А погладить? Девочка, сделай мне приятно… Да, киска, сделайэто, – издевательским тоном тянула она, передразнивая самоуверенныймужской голос. – Вот пусть жена тебе и делает, скотина толсторожая!»

Спустя некоторое время она остыла, замолчала, и в комнатераздалось шуршание подбираемой одежды. «Достал бардак! – услышал Илюшинсердитое бормотание. – Где бы найти…»

Что именно хотелось найти Ларисе, Макар не узнал – скрипнуладверь, и в доме стало тихо. «Представление окончено», – понял Илюшин. Онвыпрямился, заглянул в комнату Ларисы, но возвращаться в нее не рискнул: вместоэтого Макар потянул на себя незапертую створку окна собственной комнаты,находившейся с другой стороны балкона, и, уцепившись за подоконник, влез к себев номер.

Свалившись на кровать и вытянув ноги, которые затекли вовремя сидения, Илюшин подумал, что ему есть за что себя похвалить. Шестоечувство, подсказавшее запереть на ключ дверь в комнату Ларисы, выручило его:если бы дверь была не заперта, девушка подняла бы тревогу. Но до ее возвращенияМакар успел выяснить многое, хотя ему по-прежнему оставалось неясным, какаяроль в розыгрышах отведена Эдуарду.

«С другой стороны, – размышлял Илюшин, – это нетак уж принципиально. Кто-то один подает сигнал, другой выходит в нужный моментв образе „Дамы в белом“, третий отвлекает внимание. Какая разница, выступает лиучаствующий в шалости под первым, вторым или третьим номером?»

Он поднял упавший лист бумаги, на котором посередине былнарисован дом, и внимательно рассмотрел. Утром рисунок навел его напредположения, которые подтвердились спустя всего несколько часов. Главнаясложность, по мнению Макара, заключалась в том, что сами по себе этипредположения ничего не значили.