– Но ведь у вас есть покойник, Максим Костров, депутатГосдумы, должны же вы расследовать его смерть, и вообще, как он здесь очутился.Он говорил, что у него тут дела, стало быть, он находился в командировке?

Старший опер как-то странно посмотрел на меня и сказал, чтоГромова посылала запрос в Москву на предмет местонахождения депутата Кострова иоттуда ответили, что Костров в отпуске по семейным обстоятельствам в связи сболезнью сына, и что они с женой повезли сына в Египет срочно купаться вКрасном море. Требовать каких-либо дополнительных сведений Громова не решилась,потому что не имеет никаких доказательств, кроме моего утверждения, что это былКостров, да и то я же сама признаю, что не видела его лица, а только слышалаголос.

А труп, сказал далее опер, опознать нет никакой возможности,потому что лицо разбито вдребезги, вся голова – сплошная каша. При этих егословах у меня перед глазами все поплыло, и я чуть не грохнулась со стула. Оперыпомогли Алику привести меня в чувство и ушли.

Я сидела на диване и так долго молчала, что Аликзабеспокоился. Он решил, что у меня наступила обратная реакция – раньше яплакала и боялась, а теперь буду сидеть, тупо смотреть в одну точку и молчатьчасами.

– Солнышко, поговори со мной, – ласково попросилон.

Его голос действовал на меня благотворно, к тому же сейчасон был единственным близким мне человеком, поэтому я тяжело вздохнула ипотерлась щекой о его плечо.

– Алик, что же это такое? Ты тоже считаешь меняненормальной и веришь, что все это я выдумала со страху?

– Это не так, ни я, ни они так не считают, просто всеочень запуталось, но милиция обязательно разберется.

– Послушай, прекрати говорить со мной таким жалостливымтоном, я прекрасно отдаю себе отчет в своих словах. Они говорят, что Максимаздесь вообще не было, но ведь я виделась с ним и не один раз. И все эти покушенияна меня – неужели ничего нельзя доказать? Мы были с Максимом два раза вресторане, там нас могли видеть.

– А ты помнишь, где находятся эти рестораны?

– Нет, не помню, когда меня везут на машине, я незапоминаю дорогу. Но квартиру, ту самую квартиру у черта на куличках, я смоглабы найти. Это в Купчине. Я помню остановку автобуса и как идти к дому. Третьяпарадная, квартира на четвертом этаже вот так, наискосок. Ведь можно же хозяйкепредъявить его фотографию?

Только Алик порадовался, что я рассуждаю здраво, как я опятьрасстроилась и начала плакать. Он махнул рукой и сказал, что по сведениямГромовой Максим Костров будет находиться в отпуске еще две недели, а там, такили иначе, все разъяснится.

Мы прожили эти две недели в каком-то нереально призрачноммире. Я уже не боялась входить в темную комнату, меня не преследовал во снестрашный человек в костюме пингвина, но из дому я могла выходить тольконенадолго вместе с Аликом. Одну в квартире он меня тоже старался не оставлять,поэтому за готовыми переводами приезжали его сослуживцы.

Вообще Алик перенес эти две недели стоически. Что бы я ниустраивала, он был со мной неизменно терпелив и ласков. Он не утешал меняпустыми фразами типа: «Все прошло, не думай об этом, забудь, как страшный сон»,а, наоборот, заставил меня рассказать ему все до мельчайших подробностей,начиная с того, как я увидела Максима, садящегося в чужую машину, и до самогоконца, до страшного пингвина. И всю историю моего знакомства с ним, с Аликом,он тоже заставил меня проговорить. И хоть мне было ужасно стыдно, что я считалаАлика монстром и убийцей, но после этих разговоров мне становилось легче.Беседовали мы преимущественно ночью, лежа в объятиях друг друга, когда отдыхалиот более интересных занятий. Я наконец узнала, что значит любитьодного-единственного мужчину, который принадлежит только тебе. Нам было хорошовдвоем, ведь он был такой нежный и прежде всего думал обо мне.

Так прошло почти две недели, а потом в воскресенье емупозвонила знакомая и пригласила на вечеринку по случаю своего дня рождения.Алик сказал, что придет не один. Вначале я растерялась, идти не хотелось, нооставаться одной в пустой квартире тоже не хотелось. А Алику очень хотелосьпойти, я это видела. В конце концов, я взяла себя в руки и согласилась. Этобыла компания его бывших однокурсников по университету. Я почистила перышки ипостаралась выглядеть как можно лучше, чтобы Алику не было за меня стыдно. Всевремя, пока я сидела перед зеркалом, я уговаривала себя, что пора выходить налюди, что Алик не может сидеть со мной вечно дома, у него дела, работа ит. д. Умом я все это понимала, но на деле отчаянно боялась, что сорвусь.

– Маринка, иди-ка сюда! – позвал меня Алик.

Он стоял посредине комнаты и растерянно смотрелся в зеркалона дверце шкафа. На нем были белая рубашка и брюки, те самые, в которых он былсо мной в театре. Алик с изумлением поддерживал застегнутые брюки руками, иначеони с него просто упали бы. Я подошла и проверила – между животом и поясом брюксвободно проходили два кулака.

– Так это значит, что я похудел? – спросил он менядрожащим голосом, не веря своему счастью.

– Выходит, так. Я это давно заметила, но не хотела тебяобнадеживать. Весы у тебя есть?

Он взвесился, и оказалось, что он похудел на пятнадцатькилограммов.

– Чудеса! Ведь я уже потерял надежду.

– А что такого? Мы с тобой две недели или чуть больше?Значит, каждый день по килограмму, отличный результат. Кстати, у тебя естьдругие брюки, поменьше? В этих ты, как Олег Попов.

Нашелся костюм, который давно уже был Алику безнадежно мал,а теперь оказался в самую пору, даже пуговицы на пиджаке пришлось переставлять.Алик одевался и повязывал галстук перед зеркалом, и я вдруг увидела, какой онсимпатичный… Глаза на похудевшем лице уже не заплывали, а оказались большими,темными; волосы отросли, и шрам на затылке не был виден. К тому же у него былаочень хорошая, чуть смущенная улыбка. Осознав все это, я заранее почувствоваларевность ко всем женщинам, которые сегодня будут сидеть с ним за одним столом.

Приятельница Алика жила в шикарной квартире возле метро«Московская». Четыре или пять огромных комнат, везде очень чисто и красиво. Мужу приятельницы был не то чтобы сильно крутой, но и не бедный человек. Оннаходился в командировке в Штатах, и вспомнили про него за весь вечер всего одинраз, когда кто-то предложил поднять тост за человека, который вырастил ивзлелеял такую красавицу. Эта Виктория была интересная, но уж слишком яркая ишумная. Еще в прихожей она смачно расцеловалась с Аликом, правда, со мнойпоздоровалась тоже очень приветливо. Она наговорила Алику кучу комплиментов, ивсе обнимала его и поглаживала по плечу, но шестым чувством я поняла, чтоопасаться мне следует не ее.

Там была одна… Ее звали Лена. Едва взглянув друг на друга,мы поняли все.

«И не надейся, что ты сможешь его у меня отобрать!» –сказала я ей глазами.