Почему все считают его ненормальным? Что он им всем сделал?А он-то думал, что она не как другие. Что она хорошо к нему относится. Ведь онаему нравилась своей решительностью и независимостью в поступках. Наивныйчеловек, он думал, что со смертью Ольги все изменится, что все неприятностиостанутся в прошлом. Как бы не так, ему никогда не выбраться из этого ада.

Что еще говорила Марина? Много кошмарных вещей. Ужасная мысльзаставила его содрогнуться. Почему все они с такой уверенностью твердят, что онненормальный? В конце концов, он и сам в это поверит. А может, это так и есть?Ведь замечает же он и сам за собой некоторые странности. Он страдает отодиночества, а сам все время один. И когда его ругают и оскорбляют, он простоне может ответить тем же. Он впадает в какой-то ступор, сердце замирает, онперестает реагировать на внешние раздражители. Это у него после аварии. Доктораговорили, что со временем это пройдет, но время идет, а лучше ему нестановится.

Что же еще она говорила? Он не все понял, она была простовне себя. А он опять среагировал на крик, и суть прошла мимо.

Алик встрепенулся, осторожно потрогал шрам на затылке. Отприкосновения к холодному ему стало немного лучше, головная боль отступила.Нет, так не может продолжаться. Он сейчас пойдет туда, разыщет Марину ипоставит все точки над i.

Я продолжала сидеть на подоконнике, не зная, чтопредпринять. Музыка играла еше громче. Тут я заметила, что ко мне вперевалочкуидет пингвин. Очень смешной толстый, неуклюжий пингвин с крючковатым носом.

– Алик! Ну ты и вырядился!

«Пингвин» смешно раскланялся и развел руки-крылья:

– Я очень старался! Тебе понравилось?

Голос у него был тонкий и гнусавый, – наверное, он нацепилна нос бельевую прищепку, как это делали десять лет назад подпольныепереводчики видеофильмов, чтобы их не узнали по голосу.

– Алик, зачем ты изменил голос, я все равно знаю, чтоэто ты…

Он что-то ответил, но музыка играла так громко, что я неразобрала слов. Я показала жестом, что не расслышала, он, тоже жестом,предложил выйти в более спокойное место. Этого я не могла допустить ни в коемслучае, но музыка гремела, Алик обхватил меня своими крыльями довольно крепко инастойчиво тянул к выходу. Я сопротивлялась, но тут какой-то пьяный идиотвздумал помогать Алику и буквально вытолкнул меня на лестницу. Тот козелостался в офисе, а Алик мгновенно подхватил меня, как пушинку, и поднял бегомна шестой этаж. Отбиться я не смогла, а криков моих все равно никто бы неуслышал.

На шестом этаже делали ремонт, комнаты пока пустовали. Снизудоносилась музыка, приглушенная и искаженная стенами. Алик стал танцевать подэту музыку, смешно переваливаясь и хлопая крыльями. Стараясь, чтобы мой голосне дрожал, я сказала ему, как могла, спокойно:

– Алик, перестань танцевать. Мы должны поговорить.

– Должны, – прогнусавил пингвин и, обняв менялевым крылом за талию, закружил по комнате.

– Алик, не надо. – Я пыталась высвободиться, но онне выпускал меня из объятий. – Послушай, я хотела…

– Ты догадалась? – вопросительно прогнусавилпингвин, кружа меня по комнате все быстрее и быстрее. – Ты поняла? А когдаты поняла?

– Оставь меня! У меня кружится голова!

Он резко остановился, прижав меня к стене. Белая пингвиньямаска с маленькими черными глазками и крючковатым носом оказалась близко-близкок моему лицу. Мне было так страшно и так кружилась голова от его безумноготанца, что если бы не стена за мной, я бы, наверное, упала.

– Так когда же ты обо всем догадалась? –переспросил пингвин свистящим шепотом. – После Ларисы?

– Нет, – с трудом выдавила я, – позже…

– После шофера?

– Нет, еще позже… я долго не могла поверить, хотя все,казалось бы, сводилось к тебе…

– Почему же ты не верила?

– Потому что ты… нравился мне, – сказала я совершеннонеожиданно для себя и поняла, что это было правдой.

– Нравился? – вскрикнул он злым гнусавым голосом,отшатнувшись от меня, отскочив на середину комнаты. – Нравился? Этотжирный тюфяк, это слизняк, это ничтожество?

«Господи, – подумала я в ужасе, – да он жесовершенно сумасшедший, он заговаривается. И сейчас он убьет меня так, какубивал всех, и никто меня не услышит! Даже если я захочу позвать на помощь, яне смогу этого сделать – от страха у меня в горле все сковало льдом!»

– Никто не услышит тебя, – прогнусавил пингвин,как будто прочитал мои мысли, – они веселятся там внизу, им не до нас.Музыка так гремит, что они не услышали бы даже крики грешников в аду…

– В аду, – откликнулась я тихо-тихо, но онуслышал, – если есть ад, то это – самое подходящее для тебя место, еслиего нет – специально для тебя его создадут.

– Что ты в этом понимаешь? Ад внутри меня!

– В какую дурацкую игру мы играем? – опомниласья. – Повторяем друг за другом бессмысленные фразы, пойдем лучше вниз, ужепоздно.

– Да, ты права, хватит играть в дурацкие игры, –прогнусавил пингвин, и в его руке блеснуло узкое длинное лезвие.

Я ахнула и рванулась к двери, но он с неожиданнымпроворством бросившись наперерез, преградил мне дорогу.

– Не думаешь ли ты, что от меня так легко убежать?

– Выпусти меня, Алик. Я не сделала тебе ничего плохого.Те люди, которых ты… они действительно унижали тебя, мучили, причиняли боль, ноя… Там внизу, это было просто от неожиданности. Больше я не скажу тебе ниодного грубого слова, не сделаю ничего плохого!

– Ничего плохого, – повторил он эхом и схватилменя за плечо.

Я попыталась вырваться, но его рука сжимала меня какклешами. Белая маска склонилась надо мной, я слышала его свистящее дыхание.

– Хватит играть в дурацкие игры, – повторил он моислова, – настало время для самой прекрасной, для самой упоительной игры насвете, – и с этими словами он дотронулся холодным лезвием ножа до моейшеи.

Я взвизгнула и снова попробовала вырваться из его рук, ноэти попытки едва не стоили мне жизни – рванувшись, я наткнулась шеей на лезвиеножа. Он усмехнулся:

– Видишь, ты сама хочешь умереть. Смерть – этонеосознанное желание каждого человека. Признайся в этом себе и ты примешь ее срадостью.

– Отпусти меня, ублюдок, – прошептала я сненавистью.

– Нет, ты сама не знаешь, о чем просишь. Послушай меня,я расскажу, что будет дальше, – с этими словами он слегка провел ножом помоей шее. – Сейчас лезвие нежно погрузится в твою плоть. Видишь – вотздесь бьется голубоватая жилка, – хотя нет, ты, конечно, не видишьее, – лезвие перережет ее, и темно-алая кровь хлынет фонтаном, заливая всевокруг, окрашивая все багряным цветом смерти. Я буду смотреть в твои глаза –они какое-то время еще будут живыми, в них будет светиться сознание… и тыпоймешь меня в эти краткие прекрасные мгновения, ты поймешь, какой царскийподарок…