Он неизменно заставлял голоса смолкнуть. Он вспомнил староепророчество: если не научишься отсекать голоса, они сведут тебя с ума. Нотеперь это не представляло для него труда. Достаточно было встать и открытьглаза, и они мгновенно стихали. Для того чтобы расслышать хоть что-то,требовалось приложить усилия. Голоса не смолкали совсем, но сливались в единыйи однообразный, раздражающий слух гул.

Впереди его ждали прекрасные минуты. Заглушить мыслинаходящихся рядом смертных было легко. Например, он мог запеть илисосредоточить внимание на чем-нибудь конкретном. И наступала благословеннаятишина. В Риме повсюду находилось, на что отвлечься. Как он любил римские дома,выкрашенные в желтовато-коричневые, рыжеватые или темно-зеленые тона. Как онлюбил узкие, вымощенные камнем улочки. Он мог мчаться на машине по широкомубульвару, полному беззаботных смертных, или же бродить по виа Венето в поискахженщины, в которую можно было ненадолго влюбиться.

А какую любовь он испытывал к умным и образованным людямэтой эпохи! Они так много знали и в то же время оставались людьми. В Индииубивают руководителя страны, и уже через час его оплакивает весь мир. Разумсамого обычного человека переполнен всякого рода сведениями о катастрофах,изобретениях и медицинских чудесах. Люди умело сочетают факты и фантазии.Официантки пишут по ночам романы, чтобы наутро проснуться знаменитыми. Работягивлюбляются в обнаженных кинозвезд со взятых напрокат видеокассет. Богачи носятфальшивые украшения, а бедняки покупают крошечные бриллианты. Принцессыотправляются на Елисейские Поля в аккуратно потертых лохмотьях.

О, ему хотелось быть человеком. Кто он такой, в концеконцов? И кто те, другие, чьи голоса он заглушал? Они не из Первого Поколения –в этом он уверен. Первое Поколение никогда не имело мысленного контакта. Чертвозьми, а что такое Первое Поколение? Он не мог вспомнить! Его охватилоотчаяние. Нельзя думать об этом. Он записывал в блокнот стихи – современные и весьманезамысловатые, но при этом знал, что сочиняет их в самом старом стиле, которыйтолько был ему известен.

Он неустанно путешествовал по Европе и Малой Азии, иногдашел пешком, иногда поднимался в воздух и усилием воли направлял свой полет внужное ему место. Он очаровывал всех, кто с ним сталкивался, а днем беззаботноспал в темных укрытиях. Вообще-то, солнечные лучи уже не могли спалить его. Носолнце лишало его возможности действовать. Как только небо по утрам светлело,глаза его закрывались. И снова возникали эти голоса – исполненные мукидушераздирающие крики других пьющих кровь… а потом – ничего. А на закате онпросыпался, готовый ко всему, что предначертано звездами.

Наступил момент, когда он почувствовал уверенность в своихсилах и уже без малейшего страха отправлялся в полет. На окраине Стамбула онподнялся вверх и, словно воздушный шарик, помчался высоко над крышами. Онвзмывал вверх и кувыркался в воздухе, он смеялся, радуясь ощущению свободы, апотом приказал себе лететь в Вену и оказался там до восхода солнца. Никто егоне увидел. Он передвигался слишком быстро, чтобы его могли заметить. К тому жеон не проделывал свои маленькие эксперименты у всех на виду.

Обладал он и еще одной интересной особенностью: умелпутешествовать вне тела. Ну, не в прямом смысле путешествовать. На самом делеон мог словно бы отсылать свое зрение в самые отдаленные уголки и видеть все,что там происходит. Лежа совершенно неподвижно, он, например, мог подумать окаком-то далеком месте, которое ему хотелось бы увидеть, и внезапно оказывалсяименно там. Конечно, нечто подобное могли проделывать и некоторые смертные –кто-то во сне, а кто-то и во время бодрствования, – но им для этоготребовалась сильнейшая и целенаправленная концентрация. Проходя мимо их спящихтел, он зачастую ощущал, что души их в тот момент находятся совсем в другомместе. Но сами души он никогда не видел. Он не обладал способностью видетьпризраков или каких-либо иных духов.

Но он знал, что они существуют. Их не может не быть.

На память ему пришло старое воспоминание из времен егомолодости: он был тогда еще смертным, и жрецы в храме дали ему какое-тосильнодействующее снадобье, выпив которое он точно таким же образом покинулсвое тело и взлетел прямо в небесный свод. Жрецы призывали его обратно, но он нехотел возвращаться. Он оказался среди мертвых, которых любил. Но он знал, чтодолжен вернуться. Именно этого от него ожидали.

Тогда он был вполне обыкновенным человеком. Никакихсомнений. Он помнил ощущение пота на своей груди, когда он лежал в пыльной комнатеи они принесли ему зелье. Ему было страшно. Но в те времена всем приходилосьчерез это пройти.

Наверное, лучше все-таки быть тем, кто он есть сейчас, ииметь возможность летать, не разделяя тело и душу.

Но то, что он не знал, не помнил, не понимал, как он могделать подобные вещи или почему он живет за счет человеческой крови, причинялоему острую боль.

В Париже он ходил на «вампирские» фильмы – было любопытнопосмотреть, что в них похоже на правду, а что вранье. Все было ему знакомо,хотя и глупостей хватало. Вампир Лестат позаимствовал свой наряд именно из этихстарых черно-белых фильмов. В большинстве своем «создания ночи» одевалисьсовершенно одинаково: черный плащ, накрахмаленная белая рубашка, элегантныйчерный фрак и черные брюки.

Чепуха, конечно, но смотреть на это было приятно. В концеконцов, все они принадлежали к племени пьющих кровь – они разговаривали каквполне благовоспитанные существа, любили поэзию и при этом все время убивалисмертных.

Он покупал комиксы о вампирах и вырезал из них картинки сизображением красивых и благородных джентльменов, пьющих кровь, похожих наВампира Лестата. Может быть, и ему стоит примерить такой костюм – еще раздоставить себе удовольствие. Это даст ему возможность почувствовать себя частьючего-то, даже если это что-то в действительности и не существует.

Однажды ночью в одном из лондонских магазинов, где давно ужепогасли огни, он нашел для себя костюм вампира: пиджак и брюки, сияющие черныеботинки из лакированной кожи, жесткую, как новый папирус, рубашку и белыйшелковый галстук. И конечно же, великолепный черный бархатный плащ на белойатласной подкладке, который доходил до самого пола.

Он грациозно вертелся перед зеркалом. Как бы позавидовал емусейчас Вампир Лестат; и подумать только, ведь он, Хайман, не какой-нибудьсмертный притворщик – он настоящий. Он впервые расчесал свои густые черныеволосы. Отыскав духи и благовония в стеклянных флаконах, он щедро помазался ими– его ожидала грандиозная ночь. Затем нашел золотые перстни и запонки.