Теперь он стал таким же красивым, как прежде, когда он носилдругую одежду. И немедленно привел в восхищение всех прохожих, встречавшихсяему на лондонских улицах. Так и должно быть. Они смотрели, как он шествовал потротуару, а он время от времени улыбался им и кланялся, иногда даже подмигивал.Убивать тоже стало приятнее. Жертва воспринимала его как видение и, казалось,понимала, что происходит. Он склонялся над ней – точно так же, как делал этоВампир Лестат в телевизионных клипах, – и поначалу нежно пил из горла, ауж затем только разрывал жертву на части.

Конечно, все это было не более чем шуткой. И во всем этомприсутствовало что-то пугающе обыденное, ровным счетом никакого отношения неимеющее к мрачным тайнам тех, кто пьет кровь, равно как и к смутным обрывкамвремя от времени всплывающих в голове воспоминаний. Тем не менее в настоящиймомент его забавляла возможность стать «кем-то» и «чем-то».

Да, настоящий момент… И этот момент прекрасен. А ничегодругого у него никогда и не было. В конце концов он рано или поздно забудет иэту эпоху. Эти ночи со всеми их чудесными деталями испарятся из его памяти;и когда-нибудь в будущем, в еще более сложные и требовательные времена, онснова будет чувствовать себя потерянным и будет помнить лишь свое имя.

Наконец он отправился домой, в Афины.

По ночам он бродил по музеям с огарком свечи в руке,рассматривая старинные надгробия с резными фигурами, которые трогали его дослез. Вот как, например, эта сидящая мертвая женщина – мертвых всегдаизображают сидящими, – протягивающая руки к живому ребенку, которогодержит на руках ее муж. Он вспоминал имена, словно их нашептывали летучие мыши.«Поезжай в Египет, и ты вспомнишь все». Но он не поехал. Слишком рано молить обезумии и забвении. В Афинах, прогуливаясь неподалеку от Акрополя по древнемукладбищу, откуда убрали все могильные стелы, он чувствовал себя в безопасности– несмотря на шум проносящихся мимо машин, земля здесь прекрасна. И онапо-прежнему принадлежит мертвым.

Он приобрел целый гардероб вампирских одеяний. Он даже купилгроб, но предпочитал в него не ложиться. Ему не нравилось, что гроб неповторяет форму человеческого тела, что на нем нет лица, нет надписей,указывающих путь душе усопшего. Так не делается. Гроб казался ему большепохожим на шкатулку для драгоценностей. Но коль скоро он вампир, то нужновсе-таки иметь гроб, думал он, и это было даже забавно. Его квартира нравиласьсмертным. Когда они приходили к нему в гости, он подавал им кроваво-красноевино в хрустальных бокалах. Он декламировал им «Балладу о старом мореходе» ипел песни на неизвестных языках, которые им нравились. Иногда он читал им своистихи. Они все такие добросердечные, эти смертные! В квартире не было никакоймебели, поэтому он усаживал гостей на гроб.

Но со временем его начали беспокоить песни американскогорок-певца Вампира Лестата. Они больше не казались ему забавными. Как и старыеглупые фильмы. Но Вампир Лестат тревожил его по-настоящему. Ну кто из пьющихкровь стал бы мечтать о чистоте и мужестве? В этих песнях было столькотрагизма!

Те, кто пьет кровь… Иногда, в одиночестве просыпаясь на полудушной, жаркой квартиры, когда за плотно занавешенными окнами исчезал последнийлуч дневного света, он чувствовал, как спадает с него тяжелый, наполненныйстонами и криками боли сон. Неужели он вновь брел в ночи по каким-то ужаснымместам вслед за двумя прекрасными рыжеволосыми женщинами, с которыми такнесправедливо обошлись, – за двумя красивейшими сестрами-близнецами? Когдаодной из рыжеволосых женщин отрезали язык, она выхватила его из рук солдат и проглотила.Они были поражены ее мужеством…

Нет, смотреть на это невозможно!

У него болело лицо, как будто он тоже плакал от горя. Онначинал медленно приходить в себя. Смотрел на лампу. На желтые цветы. Все впорядке. Он в Афинах, вокруг множество ничем не примечательных оштукатуренныхзданий, а на холме, неясно вырисовывающиеся в наполненном дымом воздухе,возвышаются над всем остальным величественные развалины храма. Вечер. Дивнаясуета многотысячных толп скромно одетых людей, спешащих после рабочего дня на эскалаторы,чтобы спуститься в подземные поезда. Площадь Синтагма, заполненная страдающимиот вечерней духоты людьми, лениво попивающими рецину или оузо. И маленькиекиоски, торгующие журналами и газетами со всего света.

Он больше не слушал песни Вампира Лестата. Он пересталпосещать американские дискотеки, где они постоянно звучали. Он обходил сторонойстудентов с прицепленными к поясам кассетными плейерами.

Однажды ночью в самом центре района Плака, средиослепительных огней и шумных баров, он увидел тех, кто пьет кровь, – онипоспешно пробирались сквозь толпу. Сердце его замерло от ощущения одиночества истраха. Он не мог ни двигаться, ни говорить. Потом он долго шел за ними покрутым улицам, провожал их от одной дискотеки до другой, где так же гремелаэлектронная музыка. И все это время он пристально изучал их, но в теснойкруговерти туристов они не замечали его присутствия.

Двое мужчин и женщина в не слишком вяжущихся с окружающейобстановкой черных шелковых одеяниях, ноги женщины тесно зажаты в туфли на высокихкаблуках. Пряча глаза за зеркальными стеклами солнечных очков, и в то же времявыставляя напоказ сияющую кожу и блестящие волосы, увешанные драгоценностями иблагоухающие дорогими ароматами, они перешептывались и громко смеялись надчем-то.

Но и без учета всех этих сугубо внешних деталей они былисовершенно не похожи на него. Прежде всего, тела их были совсем не такимитвердыми и белыми. В них оставалось еще так много плоти, что по сути своей онипо-прежнему были ожившими трупами. Обманчиво розовыми и слабыми. И они остронуждались в человеческой крови. Даже сейчас их мучает агония жажды, которуюони, несомненно, испытывают каждую ночь. Потому что кровь должна постоянновоздействовать на мягкие человеческие ткани. Она не только оживляет их, нопостепенно превращает в материю совершенно иного рода.

Что касается его, то он целиком состоит именно из такой«материи иного рода». В нем не осталось ни грамма мягкой человеческой плоти.Да, он испытывал жажду крови, но не для перерождения. Он вдруг осознал, что кровь,скорее, освежает его, усиливает телепатические возможности, способность кполету или путешествию вне тела, увеличивает его и без того недюжинную силу.Наконец-то он понял! Он превратился в практически идеального носителя тойбезымянной силы, которая присутствовала в каждом из них.